ЗАПИСЬ ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОЙ
онлайн-КОНФЕРЕНЦИИ
17-18 февраля / 2024
Субъект психоанализа и субъект современности: бессознательное, социальность, клиника
Субъект психоанализа и субъект современности: бессознательное, социальность, клиника
онлайн
Доклады, наблюдения клиницистов, дискуссия
ЗАПИСЬ ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОЙ
онлайн-КОНФЕРЕНЦИИ
17-18 февраля / 2024
Субъект психоанализа и субъект современности: бессознательное, социальность, клиника
Субъект психоанализа и субъект современности: бессознательное, социальность, клиника
онлайн
Доклады, наблюдения клиницистов, дискуссия
2 дня
Мы говорили о социальном контексте и практике психоанализа
в наше время, обсуждали стратегии работы с современным субъектом
с опорой на наблюдения
из практики.
8 спикеров
Каждый из наших спикеров занимается исследованиями
в области психоанализа
и ведет преподавательскую деятельность и частную практику.
В ходе докладов вы сможете ознакомиться с теоретическими
и клиническими находками в рамках заданной проблемы.
2 дня
Мы говорили о социальном контексте и практике психоанализа
в наше время, обсуждали стратегии работы с современным субъектом
с опорой на наблюдения
из практики.
8 спикеров
Каждый из наших спикеров занимается исследованиями
в области психоанализа
и ведет преподавательскую деятельность и частную практику.
В ходе докладов вы сможете ознакомиться с теоретическими
и клиническими находками в рамках заданной проблемы.
2 дня
Мы говорили о социальном контексте и практике психоанализа в наше время, обсуждали стратегии работы с современным субъектом с опорой
на наблюдения из практики.
8 спикеров
Каждый из наших спикеров занимается исследованиями
в области психоанализа и ведет частную практику
и преподавательскую деятельность.
В ходе докладов вы сможете ознакомиться
с теоретическими и клиническими находками
в рамках заданной проблемы.
ИДЕЯ КОНФЕРЕНЦИИ
Становление субъекта, согласно Фрейду, пролегает в антагонистических отношениях между культурой и свободным сексуальным развитием. Вокруг этих двух полюсов во многом вращается теория и практика психоанализа: культура, представленная дискурсом и порядком языка, призвана организовать и структурировать влечения, придать им форму, позволяющую поддерживать отношения внутри человеческого сообщества.
Фрейд оставил нам прикладной инструмент — миф об Эдипе — как общечеловеческий сценарий вхождения субъекта и в социальный порядок, и в язык. По следам этого пользования языком мы обнаруживаем субъективное устройство каждого человека, его неповторимый путь и историю.
Но помимо этой кропотливой работы, которую аналитики совершают в кабинете, мы не можем не учитывать сдвиги и изменения внутри социального порядка, не можем игнорировать историческое время, в которое нам выпало жить. Как и новые культурные диспозиции, которые производятся современным обществом, как попытки ответить себе на все те же фундаментальные вопросы человечества: отношение к любви или смерти, проблемы поиска идентичности, формы существования семьи и рождения детей, отношения с телом
и сексуальность. Пока субъект говорит — его речь, его проявления бессознательного, его способ использования языка — дает нам материал для попыток помочь ему обнаружить свою субъективность, свою истину как мерцающую опору существования.
Фрейд оставил нам прикладной инструмент — миф об Эдипе — как общечеловеческий сценарий вхождения субъекта и в социальный порядок, и в язык. По следам этого пользования языком мы обнаруживаем субъективное устройство каждого человека, его неповторимый путь и историю.
Но помимо этой кропотливой работы, которую аналитики совершают в кабинете, мы не можем не учитывать сдвиги и изменения внутри социального порядка, не можем игнорировать историческое время, в которое нам выпало жить. Как и новые культурные диспозиции, которые производятся современным обществом, как попытки ответить себе на все те же фундаментальные вопросы человечества: отношение к любви или смерти, проблемы поиска идентичности, формы существования семьи и рождения детей, отношения с телом
и сексуальность. Пока субъект говорит — его речь, его проявления бессознательного, его способ использования языка — дает нам материал для попыток помочь ему обнаружить свою субъективность, свою истину как мерцающую опору существования.
Становление субъекта, согласно Фрейду, пролегает в антагонистических отношениях между культурой и свободным сексуальным развитием. Вокруг этих двух полюсов во многом вращается теория и практика психоанализа: культура, представленная дискурсом и порядком языка, призвана организовать и структурировать влечения, придать им форму, позволяющую поддерживать отношения внутри человеческого сообщества.
Фрейд оставил нам прикладной инструмент — миф об Эдипе —
как общечеловеческий сценарий вхождения субъекта
и в социальный порядок, и в язык. По следам этого пользования языком мы обнаруживаем субъективное устройство каждого человека, его неповторимый путь и историю.
Но помимо этой кропотливой работы, которую аналитики совершают в кабинете, мы не можем не учитывать сдвиги и изменения внутри социального порядка, не можем игнорировать историческое время, в которое нам выпало жить. Как и новые культурные диспозиции, которые производятся современным обществом, как попытки ответить себе на все те же фундаментальные вопросы человечества: отношение к любви или смерти, проблемы поиска идентичности, формы существования семьи и рождения детей, отношения с телом и сексуальность. Пока субъект говорит — его речь, его проявления бессознательного, его способ использования языка — дает нам материал для попыток помочь ему обнаружить свою субъективность, свою истину как мерцающую опору существования.
Фрейд оставил нам прикладной инструмент — миф об Эдипе —
как общечеловеческий сценарий вхождения субъекта
и в социальный порядок, и в язык. По следам этого пользования языком мы обнаруживаем субъективное устройство каждого человека, его неповторимый путь и историю.
Но помимо этой кропотливой работы, которую аналитики совершают в кабинете, мы не можем не учитывать сдвиги и изменения внутри социального порядка, не можем игнорировать историческое время, в которое нам выпало жить. Как и новые культурные диспозиции, которые производятся современным обществом, как попытки ответить себе на все те же фундаментальные вопросы человечества: отношение к любви или смерти, проблемы поиска идентичности, формы существования семьи и рождения детей, отношения с телом и сексуальность. Пока субъект говорит — его речь, его проявления бессознательного, его способ использования языка — дает нам материал для попыток помочь ему обнаружить свою субъективность, свою истину как мерцающую опору существования.
Становление субъекта, согласно Фрейду, пролегает в антагонистических отношениях между культурой
и свободным сексуальным развитием. Вокруг этих двух полюсов во многом вращается теория и практика психоанализа: культура, представленная дискурсом и порядком языка, призвана организовать и структурировать влечения, придать им форму, позволяющую поддерживать отношения внутри человеческого сообщества.
Фрейд оставил нам прикладной инструмент — миф об Эдипе — как общечеловеческий сценарий вхождения субъекта и в социальный порядок, и в язык. По следам этого пользования языком мы обнаруживаем субъективное устройство каждого человека, его неповторимый путь и историю.
Но помимо этой кропотливой работы, которую аналитики совершают в кабинете, мы не можем не учитывать сдвиги и изменения внутри социального порядка, не можем игнорировать историческое время, в которое нам выпало жить. Как и новые культурные диспозиции, которые производятся современным обществом,
как попытки ответить себе на все те же фундаментальные вопросы человечества: отношение к любви
или смерти, проблемы поиска идентичности, формы существования семьи и рождения детей, отношения с телом
и сексуальность. Пока субъект говорит — его речь, его проявления бессознательного, его способ использования языка — дает нам материал для попыток помочь ему обнаружить свою субъективность, свою истину
как мерцающую опору существования.
и свободным сексуальным развитием. Вокруг этих двух полюсов во многом вращается теория и практика психоанализа: культура, представленная дискурсом и порядком языка, призвана организовать и структурировать влечения, придать им форму, позволяющую поддерживать отношения внутри человеческого сообщества.
Фрейд оставил нам прикладной инструмент — миф об Эдипе — как общечеловеческий сценарий вхождения субъекта и в социальный порядок, и в язык. По следам этого пользования языком мы обнаруживаем субъективное устройство каждого человека, его неповторимый путь и историю.
Но помимо этой кропотливой работы, которую аналитики совершают в кабинете, мы не можем не учитывать сдвиги и изменения внутри социального порядка, не можем игнорировать историческое время, в которое нам выпало жить. Как и новые культурные диспозиции, которые производятся современным обществом,
как попытки ответить себе на все те же фундаментальные вопросы человечества: отношение к любви
или смерти, проблемы поиска идентичности, формы существования семьи и рождения детей, отношения с телом
и сексуальность. Пока субъект говорит — его речь, его проявления бессознательного, его способ использования языка — дает нам материал для попыток помочь ему обнаружить свою субъективность, свою истину
как мерцающую опору существования.
Становление субъекта, согласно Фрейду, пролегает
в антагонистических отношениях между культурой и свободным сексуальным развитием. Вокруг этих двух полюсов во многом вращается теория и практика психоанализа: культура, представленная дискурсом
и порядком языка, призвана организовать и структурировать влечения, придать им форму, позволяющую поддерживать отношения внутри человеческого сообщества.
Фрейд оставил нам прикладной инструмент — миф об Эдипе —
как общечеловеческий сценарий вхождения субъекта
и в социальный порядок, и в язык.
По следам этого пользования языком мы обнаруживаем субъективное устройство каждого человека, его неповторимый путь
и историю.
Но помимо этой кропотливой работы, которую аналитики совершают в кабинете, мы
не можем не учитывать сдвиги
и изменения внутри социального порядка, не можем игнорировать историческое время, в которое нам выпало жить. Как и новые культурные диспозиции, которые производятся современным обществом,
как попытки ответить себе
на все те же фундаментальные вопросы человечества: отношение к любви или смерти, проблемы поиска идентичности, формы существования семьи и рождения детей, отношения с телом
и сексуальность. Пока субъект говорит — его речь, его проявления бессознательного, его способ использования языка — дает нам материал для попыток помочь ему обнаружить свою субъективность, свою истину как мерцающую опору существования.
в антагонистических отношениях между культурой и свободным сексуальным развитием. Вокруг этих двух полюсов во многом вращается теория и практика психоанализа: культура, представленная дискурсом
и порядком языка, призвана организовать и структурировать влечения, придать им форму, позволяющую поддерживать отношения внутри человеческого сообщества.
Фрейд оставил нам прикладной инструмент — миф об Эдипе —
как общечеловеческий сценарий вхождения субъекта
и в социальный порядок, и в язык.
По следам этого пользования языком мы обнаруживаем субъективное устройство каждого человека, его неповторимый путь
и историю.
Но помимо этой кропотливой работы, которую аналитики совершают в кабинете, мы
не можем не учитывать сдвиги
и изменения внутри социального порядка, не можем игнорировать историческое время, в которое нам выпало жить. Как и новые культурные диспозиции, которые производятся современным обществом,
как попытки ответить себе
на все те же фундаментальные вопросы человечества: отношение к любви или смерти, проблемы поиска идентичности, формы существования семьи и рождения детей, отношения с телом
и сексуальность. Пока субъект говорит — его речь, его проявления бессознательного, его способ использования языка — дает нам материал для попыток помочь ему обнаружить свою субъективность, свою истину как мерцающую опору существования.
Становление субъекта, согласно Фрейду, пролегает в антагонистических отношениях между культурой и свободным сексуальным развитием. Вокруг этих двух полюсов во многом вращается теория и практика психоанализа: культура, представленная дискурсом и порядком языка, призвана организовать и структурировать влечения, придать им форму, позволяющую поддерживать отношения внутри человеческого сообщества.
Фрейд оставил нам прикладной инструмент — миф об Эдипе — как общечеловеческий сценарий вхождения субъекта и в социальный порядок, и в язык. По следам этого пользования языком мы обнаруживаем субъективное устройство каждого человека, его неповторимый путь и историю.
Но помимо этой кропотливой работы, которую аналитики совершают в кабинете, мы не можем не учитывать сдвиги и изменения внутри социального порядка, не можем игнорировать историческое время, в которое нам выпало жить. Как и новые культурные диспозиции, которые производятся современным обществом, как попытки ответить себе на все те же фундаментальные вопросы человечества: отношение к любви или смерти, проблемы поиска идентичности, формы существования семьи и рождения детей, отношения с телом и сексуальность. Пока субъект говорит — его речь, его проявления бессознательного, его способ использования языка — дает нам материал для попыток помочь ему обнаружить свою субъективность, свою истину как мерцающую опору существования.
Фрейд оставил нам прикладной инструмент — миф об Эдипе — как общечеловеческий сценарий вхождения субъекта и в социальный порядок, и в язык. По следам этого пользования языком мы обнаруживаем субъективное устройство каждого человека, его неповторимый путь и историю.
Но помимо этой кропотливой работы, которую аналитики совершают в кабинете, мы не можем не учитывать сдвиги и изменения внутри социального порядка, не можем игнорировать историческое время, в которое нам выпало жить. Как и новые культурные диспозиции, которые производятся современным обществом, как попытки ответить себе на все те же фундаментальные вопросы человечества: отношение к любви или смерти, проблемы поиска идентичности, формы существования семьи и рождения детей, отношения с телом и сексуальность. Пока субъект говорит — его речь, его проявления бессознательного, его способ использования языка — дает нам материал для попыток помочь ему обнаружить свою субъективность, свою истину как мерцающую опору существования.
ДЛЯ КОГО ЭТА КОНФЕРЕНЦИЯ
-
Практикующие психоаналитикиТе, кому интересно, как клиническая работа
в кабинете связана с социальным контекстом -
СтудентыТе, кто хочет расширить свои знания
о психоанализе и учиться практике
в работе над клиническими случаями - ФилософыТе, кто заинтересован в исследовании психоаналитического и философского взглядов
на понятия "субъект" и "субъективность" - исследователиТе, кто занимается вопросами современности, эпистемологии, междискурсивными практиками
ДЛЯ КОГО ЭТА КОНФЕРЕНЦИЯ
- Практикующие психоаналитикиТе, кому интересно,
как клиническая работа
в кабинете связана
с социальным контекстом - СтудентыТе, кто хочет расширить
свои знания о психоанализе
и учиться практике в работе
над клиническими случаями - ФилософыТе, кто заинтересован
в исследовании психоаналитического
и философского взглядов
на понятия "субъект"
и "субъективность" - исследователиТе, кто занимается вопросами современности, эпистемологии, междискурсивными практиками
ДЛЯ КОГО ЭТА КОНФЕРЕНЦИЯ
- Практикующие психоаналитикиТе, кому интересно,
как клиническая работа
в кабинете связана
с социальным контекстом - СтудентыТе, кто хочет расширить
свои знания о психоанализе
и учиться практике в работе
над клиническими случаями - ФилософыТе, кто заинтересован
в исследовании психоаналитического
и философского взглядов
на понятия "субъект"
и "субъективность" - исследователиТе, кто занимается вопросами современности, эпистемологии, междискурсивными практиками
ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ
В разные периоды времени исследователи психоанализа называли свою современность веком истерии, затем веком нарциссизма, акцентируя тем самым внимание на том, что происходит
с субъектом, выказывающим «неудовлетворенность» культурой.
О чем мы можем говорить сейчас?
Характер страдания, как и характер вопросов, порой не может нащупать никакой опоры, тонет
в потоке медийных нарративов, капиталистической гонки, технического акселерационизма, теряет символический капитал.
Наблюдения в практике показывают нам, что вопрос о привычной логике кастрации и работе закона все чаще дает сбой.
В ходе конференции каждый из докладчиков поделится своими наблюдениями, полученными
в клинике.
Конференция ориентирована практикой аналитической работы, из которой рождаются гипотезы
и теории о том, с чем мы имеем дело в кабинете, как мы мыслим современность и погруженного
в нее субъекта, какие используем тактики работы и, разумеется, какие вопросы хотим вынести для обсуждения в нашем сообществе.
Центральными рабочими понятиями для нас станут привычные, но не ставшие от этого проясненными, термины «субъект», «субъективность», «субъективация».
с субъектом, выказывающим «неудовлетворенность» культурой.
О чем мы можем говорить сейчас?
Характер страдания, как и характер вопросов, порой не может нащупать никакой опоры, тонет
в потоке медийных нарративов, капиталистической гонки, технического акселерационизма, теряет символический капитал.
Наблюдения в практике показывают нам, что вопрос о привычной логике кастрации и работе закона все чаще дает сбой.
В ходе конференции каждый из докладчиков поделится своими наблюдениями, полученными
в клинике.
Конференция ориентирована практикой аналитической работы, из которой рождаются гипотезы
и теории о том, с чем мы имеем дело в кабинете, как мы мыслим современность и погруженного
в нее субъекта, какие используем тактики работы и, разумеется, какие вопросы хотим вынести для обсуждения в нашем сообществе.
Центральными рабочими понятиями для нас станут привычные, но не ставшие от этого проясненными, термины «субъект», «субъективность», «субъективация».
В разные периоды времени исследователи психоанализа называли свою современность веком истерии, затем веком нарциссизма, акцентируя тем самым внимание на том, что происходит
с субъектом, выказывающим «неудовлетворенность» культурой.
О чем мы можем говорить сейчас?
Характер страдания, как и характер вопросов, порой не может нащупать никакой опоры, тонет в потоке медийных нарративов, капиталистической гонки, технического акселерационизма, теряет символический капитал. Наблюдения в практике показывают нам, что вопрос о привычной логике кастрации
и работе закона все чаще дает сбой.
Современный субъект страдает, с одной стороны,
от огромного количества выборов, с другой стороны, этот выбор оказывается
иллюзорным — повсеместно мы сталкиваемся
с перенасыщенностью готовым знанием, которое делает невозможным ни постановку субъективного вопроса, ни выработку субъективного знания.
Знание в современном мире приравнивается
к информации и становится материалом для сборки воображаемых идентичностей, которые не дают опоры на символическом уровне для того, чтобы совладать с непрерывностью Реального. Хотя и эта сборка, пусть и недостаточная, выглядит как симптоматичный способ хоть как-то справиться
с дезориентирующей силой современной реальности и собственной тревогой на этот счет.
Конференция ориентирована практикой аналитической работы, из которой рождаются гипотезы и теории о том, с чем мы имеем дело
в кабинете, как мы мыслим современность
и погруженного в нее субъекта, какие используем тактики работы и, разумеется, какие вопросы хотим вынести для обсуждения в нашем сообществе.
с субъектом, выказывающим «неудовлетворенность» культурой.
О чем мы можем говорить сейчас?
Характер страдания, как и характер вопросов, порой не может нащупать никакой опоры, тонет в потоке медийных нарративов, капиталистической гонки, технического акселерационизма, теряет символический капитал. Наблюдения в практике показывают нам, что вопрос о привычной логике кастрации
и работе закона все чаще дает сбой.
Современный субъект страдает, с одной стороны,
от огромного количества выборов, с другой стороны, этот выбор оказывается
иллюзорным — повсеместно мы сталкиваемся
с перенасыщенностью готовым знанием, которое делает невозможным ни постановку субъективного вопроса, ни выработку субъективного знания.
Знание в современном мире приравнивается
к информации и становится материалом для сборки воображаемых идентичностей, которые не дают опоры на символическом уровне для того, чтобы совладать с непрерывностью Реального. Хотя и эта сборка, пусть и недостаточная, выглядит как симптоматичный способ хоть как-то справиться
с дезориентирующей силой современной реальности и собственной тревогой на этот счет.
Конференция ориентирована практикой аналитической работы, из которой рождаются гипотезы и теории о том, с чем мы имеем дело
в кабинете, как мы мыслим современность
и погруженного в нее субъекта, какие используем тактики работы и, разумеется, какие вопросы хотим вынести для обсуждения в нашем сообществе.
В разные периоды времени исследователи психоанализа называли свою современность веком истерии, затем веком нарциссизма, акцентируя тем самым внимание на том, что происходит с субъектом, выказывающим «неудовлетворенность» культурой.
О чем мы можем говорить сейчас?
Характер страдания, как и характер вопросов, порой не может нащупать никакой опоры, тонет в потоке медийных нарративов, капиталистической гонки, технического акселерационизма, теряет символический капитал. Наблюдения в практике показывают нам, что вопрос о привычной логике кастрации и работе закона все чаще дает сбой.
Современный субъект страдает, с одной стороны, от огромного количества выборов, с другой стороны, этот выбор оказывается иллюзорным — повсеместно мы сталкиваемся с перенасыщенностью готовым знанием, которое делает невозможным ни постановку субъективного вопроса, ни выработку субъективного знания.
Знание в современном мире приравнивается к информации и становится материалом для сборки воображаемых идентичностей, которые не дают опоры на символическом уровне для того, чтобы совладать с непрерывностью Реального. Хотя и эта сборка, пусть и недостаточная, выглядит как симптоматичный способ хоть как-то справиться с дезориентирующей силой современной реальности и собственной тревогой на этот счет.
Конференция ориентирована практикой аналитической работы, из которой рождаются гипотезы и теории
о том, с чем мы имеем дело в кабинете, как мы мыслим современность и погруженного в нее субъекта, какие используем тактики работы и, разумеется, какие вопросы хотим вынести для обсуждения в нашем сообществе.
О чем мы можем говорить сейчас?
Характер страдания, как и характер вопросов, порой не может нащупать никакой опоры, тонет в потоке медийных нарративов, капиталистической гонки, технического акселерационизма, теряет символический капитал. Наблюдения в практике показывают нам, что вопрос о привычной логике кастрации и работе закона все чаще дает сбой.
Современный субъект страдает, с одной стороны, от огромного количества выборов, с другой стороны, этот выбор оказывается иллюзорным — повсеместно мы сталкиваемся с перенасыщенностью готовым знанием, которое делает невозможным ни постановку субъективного вопроса, ни выработку субъективного знания.
Знание в современном мире приравнивается к информации и становится материалом для сборки воображаемых идентичностей, которые не дают опоры на символическом уровне для того, чтобы совладать с непрерывностью Реального. Хотя и эта сборка, пусть и недостаточная, выглядит как симптоматичный способ хоть как-то справиться с дезориентирующей силой современной реальности и собственной тревогой на этот счет.
Конференция ориентирована практикой аналитической работы, из которой рождаются гипотезы и теории
о том, с чем мы имеем дело в кабинете, как мы мыслим современность и погруженного в нее субъекта, какие используем тактики работы и, разумеется, какие вопросы хотим вынести для обсуждения в нашем сообществе.
В разные периоды времени исследователи психоанализа называли свою современность веком истерии, затем веком нарциссизма, акцентируя тем самым внимание на том,
что происходит с субъектом, выказывающим «неудовлетворенность» культурой.
О чем мы можем говорить сейчас?
Характер страдания, как и характер вопросов, порой не может нащупать никакой опоры, тонет в потоке медийных нарративов, капиталистической гонки, технического акселерационизма, теряет символический капитал. Наблюдения
в практике показывают нам, что вопрос о привычной логике кастрации
и работе закона все чаще дает сбой.
Современный субъект страдает,
с одной стороны, от огромного количества выборов, с другой стороны, этот выбор оказывается иллюзорным — повсеместно мы сталкиваемся
с перенасыщенностью готовым знанием, которое делает невозможным ни постановку субъективного вопроса, ни выработку субъективного знания.
Знание в современном мире приравнивается к информации
и становится материалом для сборки воображаемых идентичностей, которые не дают опоры на символическом уровне для того,
чтобы совладать с непрерывностью Реального. Хотя и эта сборка, пусть
и недостаточная, выглядит как симптоматичный способ хоть как-то справиться с дезориентирующей силой современной реальности
и собственной тревогой на этот счет.
Конференция ориентирована практикой аналитической работы,
из которой рождаются гипотезы
и теории о том, с чем мы имеем дело
в кабинете, как мы мыслим современность и погруженного в нее субъекта, какие используем тактики работы и, разумеется, какие вопросы хотим вынести для обсуждения
в нашем сообществе.
что происходит с субъектом, выказывающим «неудовлетворенность» культурой.
О чем мы можем говорить сейчас?
Характер страдания, как и характер вопросов, порой не может нащупать никакой опоры, тонет в потоке медийных нарративов, капиталистической гонки, технического акселерационизма, теряет символический капитал. Наблюдения
в практике показывают нам, что вопрос о привычной логике кастрации
и работе закона все чаще дает сбой.
Современный субъект страдает,
с одной стороны, от огромного количества выборов, с другой стороны, этот выбор оказывается иллюзорным — повсеместно мы сталкиваемся
с перенасыщенностью готовым знанием, которое делает невозможным ни постановку субъективного вопроса, ни выработку субъективного знания.
Знание в современном мире приравнивается к информации
и становится материалом для сборки воображаемых идентичностей, которые не дают опоры на символическом уровне для того,
чтобы совладать с непрерывностью Реального. Хотя и эта сборка, пусть
и недостаточная, выглядит как симптоматичный способ хоть как-то справиться с дезориентирующей силой современной реальности
и собственной тревогой на этот счет.
Конференция ориентирована практикой аналитической работы,
из которой рождаются гипотезы
и теории о том, с чем мы имеем дело
в кабинете, как мы мыслим современность и погруженного в нее субъекта, какие используем тактики работы и, разумеется, какие вопросы хотим вынести для обсуждения
в нашем сообществе.
Согласие на обработку персональных данных
Нажимая на соответствующую кнопку и/или переходя по ссылке, я выражаю своё согласие на обработку моих персональных данных в соответствии с Политикой конфиденциальности.
КТО ГОВОРИТ
- Лариса Великанова
г. Санкт-Петербург
Основатель и руководитель Школы практического и философского психоанализа.
Психоаналитик (ориентация на теорию
У. Биона), философ, исследователь в области психоанализа психозов, автор семинара «Психоанализ и философия безумия», курса по психоанализу
У. Биона (ВЕИП, 2021), автор научных статей по философии и теории психоанализа.
Области интересов: проблемы символообразования, клиника психозов, психоаналитическая теория мышления, вопросы истины и знания в психоанализе и философии. -
анна бельчикова
г. Москва
Преподаватель Школы, супервизор.
Психоаналитик (ориентация на теорию З.Фрейда и Ж. Лакана), спикер, автор публикаций (ВЕИП, Музей Сновидений Фрейда, АКПиП, «Наука и истина», «Лаканалия»), организатор и участник конференций, семинаров и рабочих групп по изучению психоанализа, автор лекций по нозологии Фрейда.
Области интересов: история психоанализа и психоаналитического движения, психиатрия, политика и этика психоанализа, проблемы сообществ и образования психоаналитиков, междискурсивная феноменология структур и современные стратегии субъективации. - алексей зайчиковг. МоскваПреподаватель Школы, супервизор.
Психоаналитик (ориентация на теорию Ж. Лакана), выпускник Collège Universitaire français de Moscou, стажировался в L’ITEP Le Coteаu (Франция), выпускник программы двойного диплома РГГУ-Paris (Master 2), ведущий семинара «Наука и истина».
Области интересов: отношения между психоанализом и наукой, формализация в психоанализе и вопрос письменности, проблема периодизации учения Лакана и соотнесение этих периодов
с аналитической практикой. -
олеся дубровских
г. Алматы, КазахстанПреподаватель Школы, супервизор.
Психоаналитик (ориентация на теорию Ж. Лакана), исследователь работ
З. Фрейда и Ж. Лакана через призму психоаналитических школ Аргентины.
Области интересов: регистры Символического, Воображаемого, Реального, символизация, варианты Эдипа, теория и практика неврозов (истерия, невроз навязчивости). -
Марина Старовойтова
г. ПермьПреподаватель Школы, супервизор.
Психоаналитик (ориентация на теорию Ж. Лакана и Ф. Дольто), ведущий клуба «Психоанализ Кино».
Работает с детьми и взрослыми.
Области интересов: психоанализ юного субъекта, клиника аутизма. -
Ольга Гонжал
г. МоскваПреподаватель Школы, супервизор.
Врач-психиатр, психоаналитический терапевт, кандидат медицинских наук, кандидат IPA, доцент кафедры психиатрии и наркологии АПК ФМБА России, ассоциированный член ОПП/EFPP.
Области интересов: теория психического, философия психиатрии, концепт "шизофрения" в психиатрии
и социально-гуманитарных дискурсах. -
Лера Левчук
г. Париж, ФранцияФилософ, исследовательница психоаналитической теории (Факультет свободных искусств и наук СПбГУ, ЕУСПб), практикующий психоаналитик (ВЕИП; Университет Париж 8, кафедра психоанализа).
Редактор и переводчик философской
и психоаналитической литературы (журнал «Стасис», книга «Время
и собака», и т.д.), организатор конференций, лектор и преподаватель психоаналитической теории (аспирантура ЕУСПб, Школа вовлеченного искусства группы
"Что делать").
Области интересов: комплекс кастрации, теория полового различия
в психоанализе, понятие объекта
в психоанализе, вопрос о преподавании психоанализа, конструирование клинического случая. -
елизавета горлова
г. Санкт-ПетербургПсихоаналитик (ориентация на теорию З.Фрейда и Ж. Лакана), экзистенциальный психолог. Член ЕАРПП, IALEA.
Области интересов: меланхолия, семиотика и интертекст, этика психоанализа.
КТО ГОВОРИТ
- Лариса Великанова
г. Санкт-Петербург
Основатель и руководитель Школы практического и философского психоанализа.
Психоаналитик (ориентация
на теорию У. Биона), философ, исследователь в области психоанализа психозов, автор семинара «Психоанализ и философия безумия», курса по психоанализу
У. Биона (ВЕИП, 2021), автор научных статей по философии и теории психоанализа.
Области интересов: проблемы символообразования, клиника психозов, психоаналитическая теория мышления, вопросы истины и знания
в психоанализе и философии. -
анна бельчикова
г. Москва
Преподаватель Школы, супервизор.
Психоаналитик (ориентация
на теорию З.Фрейда и Ж. Лакана), спикер, автор публикаций (ВЕИП, Музей Сновидений Фрейда, АКПиП, «Наука и истина», «Лаканалия»), организатор и участник конференций, семинаров и рабочих групп
по изучению психоанализа, автор лекций по нозологии Фрейда.
Области интересов: история психоанализа и психоаналитического движения, психиатрия, политика
и этика психоанализа, проблемы сообществ и образования психоаналитиков, междискурсивная феноменология структур
и современные стратегии субъективации. - алексей зайчиковг. МоскваПреподаватель Школы, супервизор.
Психоаналитик (ориентация
на теорию Ж. Лакана), выпускник Collège Universitaire français de Moscou, стажировался в L’ITEP Le Coteаu (Франция), выпускник программы двойного диплома РГГУ-Paris (Master 2), ведущий семинара «Наука и истина».
Области интересов: отношения между психоанализом и наукой, формализация в психоанализе
и вопрос письменности, проблема периодизации учения Лакана
и соотнесение этих периодов
с аналитической практикой. -
олеся дубровских
г. Алматы, КазахстанПреподаватель Школы, супервизор.
Психоаналитик (ориентация на теорию Ж. Лакана), исследователь работ
З. Фрейда и Ж. Лакана через призму психоаналитических школ Аргентины.
Области интересов: регистры Символического, Воображаемого, Реального, символизация, варианты Эдипа, теория и практика неврозов (истерия, невроз навязчивости). -
Марина Старовойтова
г. ПермьПреподаватель Школы, супервизор.
Психоаналитик (ориентация
на теорию Ж. Лакана и Ф. Дольто), ведущий клуба «Психоанализ Кино».
Работает с детьми и взрослыми.
Области интересов: психоанализ юного субъекта, клиника аутизма. -
Ольга Гонжал
г. МоскваПреподаватель Школы, супервизор.
Врач-психиатр, психоаналитический терапевт, кандидат медицинских наук, кандидат IPA, доцент кафедры психиатрии и наркологии АПК ФМБА России, ассоциированный член ОПП/EFPP.
Области интересов: теория психического, философия психиатрии, концепт "шизофрения" в психиатрии
и социально-гуманитарных дискурсах. -
Лера Левчук
г. Париж, ФранцияФилософ, исследовательница психоаналитической теории (Факультет свободных искусств и наук СПбГУ, ЕУСПб), практикующий психоаналитик (ВЕИП; Университет Париж 8, кафедра психоанализа).
Редактор и переводчик философской и психоаналитической литературы (журнал «Стасис», книга «Время
и собака», и т.д.), организатор конференций, лектор и преподаватель психоаналитической теории (аспирантура ЕУСПб, Школа вовлеченного искусства группы
"Что делать").
Области интересов: комплекс кастрации, теория полового различия в психоанализе, понятие объекта
в психоанализе, вопрос
о преподавании психоанализа, конструирование клинического случая. -
елизавета горлова
г. Санкт-ПетербургПсихоаналитик (ориентация на теорию З.Фрейда и Ж. Лакана), экзистенциальный психолог. Член ЕАРПП, IALEA.
Области интересов: меланхолия, семиотика и интертекст, этика психоанализа.
КТО ГОВОРИТ
- Лариса Великанова
г. Санкт-Петербург
Основатель и руководитель Школы практического и философского психоанализа.
Психоаналитик (ориентация
на теорию У. Биона), философ, исследователь в области психоанализа психозов, автор семинара «Психоанализ и философия безумия», курса по психоанализу
У. Биона (ВЕИП, 2021), автор научных статей по философии и теории психоанализа.
Области интересов: проблемы символообразования, клиника психозов, психоаналитическая теория мышления, вопросы истины и знания
в психоанализе и философии. -
анна бельчикова
г. Москва
Преподаватель Школы, супервизор.
Психоаналитик (ориентация
на теорию З.Фрейда и Ж. Лакана), спикер, автор публикаций (ВЕИП, Музей Сновидений Фрейда, АКПиП, «Наука и истина», «Лаканалия»), организатор и участник конференций, семинаров и рабочих групп
по изучению психоанализа, автор лекций по нозологии Фрейда.
Области интересов: история психоанализа и психоаналитического движения, психиатрия, политика
и этика психоанализа, проблемы сообществ и образования психоаналитиков, междискурсивная феноменология структур
и современные стратегии субъективации. - алексей зайчиковг. МоскваПреподаватель Школы, супервизор.
Психоаналитик (ориентация
на теорию Ж. Лакана), выпускник Collège Universitaire français de Moscou, стажировался в L’ITEP Le Coteаu (Франция), выпускник программы двойного диплома РГГУ-Paris (Master 2), ведущий семинара «Наука и истина».
Области интересов: отношения между психоанализом и наукой, формализация в психоанализе
и вопрос письменности, проблема периодизации учения Лакана
и соотнесение этих периодов
с аналитической практикой. -
олеся дубровских
г. Алматы, КазахстанПреподаватель Школы, супервизор.
Психоаналитик (ориентация на теорию Ж. Лакана), исследователь работ З. Фрейда и Ж. Лакана через призму психоаналитических школ Аргентины.
Области интересов: регистры Символического, Воображаемого, Реального, символизация, варианты Эдипа, теория и практика неврозов (истерия, невроз навязчивости). -
Марина Старовойтова
г. ПермьПреподаватель Школы, супервизор.
Психоаналитик (ориентация
на теорию Ж. Лакана и Ф. Дольто), ведущий клуба «Психоанализ Кино».
Работает с детьми и взрослыми.
Области интересов: психоанализ юного субъекта, клиника аутизма. -
Ольга Гонжал
г. МоскваПреподаватель Школы, супервизор.
Врач-психиатр, психоаналитический терапевт, кандидат медицинских наук, кандидат IPA, доцент кафедры психиатрии и наркологии АПК ФМБА России, ассоциированный член ОПП/EFPP.
Области интересов: теория психического, философия психиатрии, концепт "шизофрения" в психиатрии
и социально-гуманитарных дискурсах. -
Лера Левчук
г. Париж, ФранцияФилософ, исследовательница психоаналитической теории (Факультет свободных искусств и наук СПбГУ, ЕУСПб), практикующий психоаналитик (ВЕИП; Университет Париж 8, кафедра психоанализа).
Редактор и переводчик философской и психоаналитической литературы (журнал «Стасис», книга «Время
и собака», и т.д.), организатор конференций, преподаватель
и лектор психоаналитической теории (аспирантура ЕУСПб, Школа вовлеченного искусства группы
"Что делать").
Области интересов: комплекс кастрации, теория полового различия в психоанализе, понятие объекта
в психоанализе, вопрос
о преподавании психоанализа, конструирование клинического случая. -
елизавета горлова
г. Санкт-ПетербургПсихоаналитик (ориентация на теорию З.Фрейда и Ж. Лакана), экзистенциальный психолог.
Член ЕАРПП, IALEA.
Области интересов: меланхолия, семиотика и интертекст, этика психоанализа.
ЧТО В ЗАПИСИ
Конференция будет состоять из двух частей.
Каждый из двух дней будет начинаться с докладов, где спикеры поделятся своими исследованиями, основанными на наблюдениях из практики.
Здесь можно прослушать доклады, задать вопросы спикерам и поучаствовать в дискуссии.
Чтобы подкрепить теоретические разработки практикой, в каждый из двух дней будет организована клиническая секция.
Каждый день мы будем разбирать по два случая в формате супервизии.
Разборы будут проводиться параллельно двумя парами аналитиков, по два супервизора на один случай.
В первый день четыре супервизора разобьются на пары и разберут по одному случаю в малой группе. Во второй день так же четыре супервизора разберут по одному случаю в двух разных группах.
Чтобы стать слушателем клинической части, в каждый из дней вам нужно будет выбрать одну из двух групп, к которой вы присоединитесь на разборе. Присутствовать на двух разборах в один день не получится, потому что обе группы будут работать одновременно.
В сертификатах участников клинической секции будут указаны часы супервизии.
Мероприятие пройдет в онлайн-формате.
У вас будет возможность приобрести запись докладов, но запись случаев вестись не будет.
- Теоретическая часть.
Каждый из двух дней будет начинаться с докладов, где спикеры поделятся своими исследованиями, основанными на наблюдениях из практики.
Здесь можно прослушать доклады, задать вопросы спикерам и поучаствовать в дискуссии.
- Клиническая часть.
Чтобы подкрепить теоретические разработки практикой, в каждый из двух дней будет организована клиническая секция.
Каждый день мы будем разбирать по два случая в формате супервизии.
Разборы будут проводиться параллельно двумя парами аналитиков, по два супервизора на один случай.
В первый день четыре супервизора разобьются на пары и разберут по одному случаю в малой группе. Во второй день так же четыре супервизора разберут по одному случаю в двух разных группах.
Чтобы стать слушателем клинической части, в каждый из дней вам нужно будет выбрать одну из двух групп, к которой вы присоединитесь на разборе. Присутствовать на двух разборах в один день не получится, потому что обе группы будут работать одновременно.
В сертификатах участников клинической секции будут указаны часы супервизии.
Мероприятие пройдет в онлайн-формате.
У вас будет возможность приобрести запись докладов, но запись случаев вестись не будет.
Конференция будет состоять из двух частей.
Каждый из двух дней будет начинаться с докладов, где спикеры поделятся своими исследованиями, основанными на наблюдениях из практики.
Здесь можно прослушать доклады, задать вопросы спикерам и поучаствовать в дискуссии.
Чтобы подкрепить теоретические разработки практикой, в каждый из двух дней будет организована клиническая секция.
Каждый день мы будем разбирать по два случая в формате супервизии.
Разборы будут проводиться параллельно двумя парами аналитиков, по два супервизора на один случай.
В первый день четыре супервизора разобьются на пары и разберут по одному случаю в малой группе. Во второй день так же четыре супервизора разберут по одному случаю в двух разных группах.
Чтобы стать слушателем клинической части, в каждый из дней вам нужно будет выбрать одну из двух групп, к которой вы присоединитесь на разборе. Присутствовать на двух разборах в один день не получится, потому что обе группы будут работать одновременно.
В сертификатах участников клинической секции будут указаны часы супервизии.
Мероприятие пройдет в онлайн-формате.
У вас будет возможность приобрести запись докладов, но запись случаев вестись не будет.
- Теоретическая часть.
Каждый из двух дней будет начинаться с докладов, где спикеры поделятся своими исследованиями, основанными на наблюдениях из практики.
Здесь можно прослушать доклады, задать вопросы спикерам и поучаствовать в дискуссии.
- Клиническая часть.
Чтобы подкрепить теоретические разработки практикой, в каждый из двух дней будет организована клиническая секция.
Каждый день мы будем разбирать по два случая в формате супервизии.
Разборы будут проводиться параллельно двумя парами аналитиков, по два супервизора на один случай.
В первый день четыре супервизора разобьются на пары и разберут по одному случаю в малой группе. Во второй день так же четыре супервизора разберут по одному случаю в двух разных группах.
Чтобы стать слушателем клинической части, в каждый из дней вам нужно будет выбрать одну из двух групп, к которой вы присоединитесь на разборе. Присутствовать на двух разборах в один день не получится, потому что обе группы будут работать одновременно.
В сертификатах участников клинической секции будут указаны часы супервизии.
Мероприятие пройдет в онлайн-формате.
У вас будет возможность приобрести запись докладов, но запись случаев вестись не будет.
- Доклады спикеров, где они делятся своими исследованиями, основанными на наблюдениях из практики.
- Вопросы спикерам от участников конференции и дискуссии по теме докладов.
Конференция будет состоять из двух частей.
Каждый из двух дней будет начинаться с докладов, где спикеры поделятся своими исследованиями, основанными на наблюдениях
из практики.
Здесь можно прослушать доклады, задать вопросы спикерам
и поучаствовать в дискуссии.
Чтобы подкрепить теоретические разработки практикой, в каждый
из двух дней будет организована клиническая секция.
Каждый день мы будем разбирать
по два случая в формате супервизии.
Разборы будут проводиться параллельно двумя парами аналитиков, по два супервизора
на один случай.
В первый день четыре супервизора разобьются на пары и разберут
по одному случаю в малой группе.
Во второй день так же четыре супервизора разберут по одному случаю в двух разных группах.
Чтобы стать слушателем клинической части, в каждый из дней вам нужно будет выбрать одну из двух групп,
к которой вы присоединитесь
на разборе. Присутствовать на двух разборах в один день не получится, потому что обе группы будут работать одновременно.
В сертификатах участников клинической секции будут указаны часы супервизии.
Мероприятие пройдет в онлайн-формате.
У вас будет возможность приобрести запись докладов, но запись случаев вестись не будет.
- Теоретическая часть.
Каждый из двух дней будет начинаться с докладов, где спикеры поделятся своими исследованиями, основанными на наблюдениях
из практики.
Здесь можно прослушать доклады, задать вопросы спикерам
и поучаствовать в дискуссии.
- Клиническая часть.
Чтобы подкрепить теоретические разработки практикой, в каждый
из двух дней будет организована клиническая секция.
Каждый день мы будем разбирать
по два случая в формате супервизии.
Разборы будут проводиться параллельно двумя парами аналитиков, по два супервизора
на один случай.
В первый день четыре супервизора разобьются на пары и разберут
по одному случаю в малой группе.
Во второй день так же четыре супервизора разберут по одному случаю в двух разных группах.
Чтобы стать слушателем клинической части, в каждый из дней вам нужно будет выбрать одну из двух групп,
к которой вы присоединитесь
на разборе. Присутствовать на двух разборах в один день не получится, потому что обе группы будут работать одновременно.
В сертификатах участников клинической секции будут указаны часы супервизии.
Мероприятие пройдет в онлайн-формате.
У вас будет возможность приобрести запись докладов, но запись случаев вестись не будет.
- Доклады спикеров, где они делятся своими исследованиями, основанными на наблюдениях из практики.
- Вопросы спикерам от участников конференции и дискуссии по теме докладов.
ПРОГРАММА ОНЛАЙН-КОНФЕРЕНЦИИ
День 1
17 февраля / 2024
17 февраля / 2024
Сбор участников, открытие конференции
Лариса Великанова
Вступительное слово
Вступительное слово
Психоанализ и мир. Обращение к психоаналитикам
Анна Бельчикова
Может показаться, что психоаналитическая теория после Фрейда и под влиянием Лакана все дальше уходит от таких понятий как «социальность», «культура», «общество» в сторону логики, формализации и матем, оставляя эти понятия антропологам или социологам. Мифы Фрейда ревизируются структурализмом, главным партнером и собеседником субъекта «становится» Другой, отношения с телом редуцируются к понятию «наслаждение», а социальная жизнь укладывается в теорию дискурсов Лакана.
Помимо того, что каждая из таких доктрин, при более пристальном рассмотрении, не лишены внутренних противоречий, сами феномены, которые они пытаются ухватить, не являются абсолютно статичными. Разумеется, речь не идет о пересмотре основ теории, но скорее о тех сдвигах и смещениях, которые внимательный психоаналитический слух, наблюдательность и обращение к не менее ценным гуманитарным наукам можно обнаружить, если не прятать практику за завесой теории.
Социальный и культурный контекст наших анализантов, экономическое и политическое давление среды, национальные и колониальные вопросы — это и многое другое оставляет след на субъективности каждого, преломляясь выбранной тактикой размещения себя или реагированием на контекст современности. Без внимания не останемся и мы, психоаналитики, как часть поля культуры помогающих профессий, как представители и защитники sens humain, как свидетели своего времени, и как отдельное сообщество.
Анна Бельчикова
Может показаться, что психоаналитическая теория после Фрейда и под влиянием Лакана все дальше уходит от таких понятий как «социальность», «культура», «общество» в сторону логики, формализации и матем, оставляя эти понятия антропологам или социологам. Мифы Фрейда ревизируются структурализмом, главным партнером и собеседником субъекта «становится» Другой, отношения с телом редуцируются к понятию «наслаждение», а социальная жизнь укладывается в теорию дискурсов Лакана.
Помимо того, что каждая из таких доктрин, при более пристальном рассмотрении, не лишены внутренних противоречий, сами феномены, которые они пытаются ухватить, не являются абсолютно статичными. Разумеется, речь не идет о пересмотре основ теории, но скорее о тех сдвигах и смещениях, которые внимательный психоаналитический слух, наблюдательность и обращение к не менее ценным гуманитарным наукам можно обнаружить, если не прятать практику за завесой теории.
Социальный и культурный контекст наших анализантов, экономическое и политическое давление среды, национальные и колониальные вопросы — это и многое другое оставляет след на субъективности каждого, преломляясь выбранной тактикой размещения себя или реагированием на контекст современности. Без внимания не останемся и мы, психоаналитики, как часть поля культуры помогающих профессий, как представители и защитники sens humain, как свидетели своего времени, и как отдельное сообщество.
С кем работает психоанализ?
Алексей Зайчиков
Если вам удавалось посещать обсуждения «клинических случаев», то вы наверняка заметили, что там активно используется слово «субъект». Но что значит, когда мы говорим «субъект»? Является ли оно просто модным синонимом «человека», «психики» или даже «души», ведь именно в этом ключе оно зачастую в этих обсуждениях и фигурирует? Достаточно ли заменить в своей речи «человека» на «субъекта», чтобы ваша практика стала психоанализом?
Наверное, мы могли бы сказать «да какая разница!? И так понятно ведь, о чем мы говорим!». Действительно, мы можем опереться на эти отношения понимания, а не на означающее, только вот с этого момента наша практика будет принципиально отличной от того психоанализа, над которым работал Лакан. Это не значит, что это плохо или хорошо, просто это другая практика, и вероятно, называть ее тоже стоит иначе.
В своем сообщении я хотел поднять вопрос не столько даже терминологии, хотя это безусловно важно, сколько вопрос о том, насколько лакановский психоанализ мыслим исходя из категорий опыта и клинического чутья.
Можно ли учуять субъекта? Может ли субъект лечь на кушетку? Бывает ли субъект юным или матерым?
Иными словами, я хотел бы поднять вопрос тех координат, в которых Лакан пытался осмыслять субъекта, координат, которые должны были, согласно его пожеланию и надежде, лечь в основу аналитической практики.
Алексей Зайчиков
Если вам удавалось посещать обсуждения «клинических случаев», то вы наверняка заметили, что там активно используется слово «субъект». Но что значит, когда мы говорим «субъект»? Является ли оно просто модным синонимом «человека», «психики» или даже «души», ведь именно в этом ключе оно зачастую в этих обсуждениях и фигурирует? Достаточно ли заменить в своей речи «человека» на «субъекта», чтобы ваша практика стала психоанализом?
Наверное, мы могли бы сказать «да какая разница!? И так понятно ведь, о чем мы говорим!». Действительно, мы можем опереться на эти отношения понимания, а не на означающее, только вот с этого момента наша практика будет принципиально отличной от того психоанализа, над которым работал Лакан. Это не значит, что это плохо или хорошо, просто это другая практика, и вероятно, называть ее тоже стоит иначе.
В своем сообщении я хотел поднять вопрос не столько даже терминологии, хотя это безусловно важно, сколько вопрос о том, насколько лакановский психоанализ мыслим исходя из категорий опыта и клинического чутья.
Можно ли учуять субъекта? Может ли субъект лечь на кушетку? Бывает ли субъект юным или матерым?
Иными словами, я хотел бы поднять вопрос тех координат, в которых Лакан пытался осмыслять субъекта, координат, которые должны были, согласно его пожеланию и надежде, лечь в основу аналитической практики.
«Сколько субъектов?» — практика интерпретации в лакановском психоанализе
Лера Левчук
Интерпретация — основной инструмент психоаналитического лечения. Вокруг него возникало множество профессиональных дебатов в истории психоаналитического движения. Как определить, что такое интерпретация? Где границы того, что можно назвать психоаналитическим толкованием? В чем измеряется его эффективность? Существуют
ли четкие директивы относительно того, как правильно давать интерпретацию? Эти и другие вопросы неоднократно становились предметом осмысления среди представителей различных психоаналитических школ.
В своем докладе я сосредоточусь на лакановском подходе к искусству психоаналитического толкования и постараюсь показать, в чем состоит его специфика.
Главная особенность лакановской модели психоаналитического процесса, которая остается неизменной на протяжении практически всех этапов его учения, заключается в том,
что аналитик осуществляет медиацию между субъектом и его собственным бессознательным посредством задействования символического регистра речи.
Психоаналитик не воплощает для своего анализанта ни мэтра, ни конфидента, ни коуча,
ни советника, ни педагога. Он осуществляет интерпретацию с позиции «третьего», приводя
в действие функцию большого Другого — символического кода бессознательного — который преодолевает диадные воображаемые отношения субъекта со своим Я.
Сам аналитик не является никем иным, кроме как медиатором бессознательных процессов анализанта: посредством своей речи он выявляет символический код бессознательного,
а посредством своего телесного присутствия — воплощает в себе объект а, причину желания.
Следовательно, мы можем сказать, что субъект в лакановском аналитическом процессе всегда один — это субъект бессознательного как особая логическая позиция, ставшая результатом психоаналитической интервенции.
Лера Левчук
Интерпретация — основной инструмент психоаналитического лечения. Вокруг него возникало множество профессиональных дебатов в истории психоаналитического движения. Как определить, что такое интерпретация? Где границы того, что можно назвать психоаналитическим толкованием? В чем измеряется его эффективность? Существуют
ли четкие директивы относительно того, как правильно давать интерпретацию? Эти и другие вопросы неоднократно становились предметом осмысления среди представителей различных психоаналитических школ.
В своем докладе я сосредоточусь на лакановском подходе к искусству психоаналитического толкования и постараюсь показать, в чем состоит его специфика.
Главная особенность лакановской модели психоаналитического процесса, которая остается неизменной на протяжении практически всех этапов его учения, заключается в том,
что аналитик осуществляет медиацию между субъектом и его собственным бессознательным посредством задействования символического регистра речи.
Психоаналитик не воплощает для своего анализанта ни мэтра, ни конфидента, ни коуча,
ни советника, ни педагога. Он осуществляет интерпретацию с позиции «третьего», приводя
в действие функцию большого Другого — символического кода бессознательного — который преодолевает диадные воображаемые отношения субъекта со своим Я.
Сам аналитик не является никем иным, кроме как медиатором бессознательных процессов анализанта: посредством своей речи он выявляет символический код бессознательного,
а посредством своего телесного присутствия — воплощает в себе объект а, причину желания.
Следовательно, мы можем сказать, что субъект в лакановском аналитическом процессе всегда один — это субъект бессознательного как особая логическая позиция, ставшая результатом психоаналитической интервенции.
Социальные психозы и психоз как структура
Олеся Дубровских
Довольно часто социальные процессы пытаются осмыслить с использованием психоаналитического метода. Нам известно, что Фрейд исследовал психологию масс, значение культуры и её влияние на субъективацию, а также создал великий миф об отце первобытной орды.
Действительно, социальные и культурные процессы представляют огромный интерес для изучения, особенно если мы как психоаналитики начинаем осмыслять те или иные явления, пользуясь психоаналитическим методом и словарём.
В частности, те жуткие процессы на политической и культурной арене, которые происходят сейчас, очень хочется назвать психотическими.
Жак Лакан начал писать о социальных психозах, и в настоящее время кажется, что эта тема приобретает всё большую актуальность.
Мне в докладе интересно поднять такую сторону вопроса, как различие между социальными психозами и психозом как структурой, и предложить вариант ответа на следующие вопросы:
Имеется ли субъект социального психоза?
Есть ли различие между безумием социальным, безумием субъекта и субъектом психоза?
Где находится предел общности процессов в социальных психозах и психозах как структуре?
Острые темы в психоанализе не принято замалчивать, поэтому будет интересно подискутировать на конференции, в том числе, и на предложенную тему.
Олеся Дубровских
Довольно часто социальные процессы пытаются осмыслить с использованием психоаналитического метода. Нам известно, что Фрейд исследовал психологию масс, значение культуры и её влияние на субъективацию, а также создал великий миф об отце первобытной орды.
Действительно, социальные и культурные процессы представляют огромный интерес для изучения, особенно если мы как психоаналитики начинаем осмыслять те или иные явления, пользуясь психоаналитическим методом и словарём.
В частности, те жуткие процессы на политической и культурной арене, которые происходят сейчас, очень хочется назвать психотическими.
Жак Лакан начал писать о социальных психозах, и в настоящее время кажется, что эта тема приобретает всё большую актуальность.
Мне в докладе интересно поднять такую сторону вопроса, как различие между социальными психозами и психозом как структурой, и предложить вариант ответа на следующие вопросы:
Имеется ли субъект социального психоза?
Есть ли различие между безумием социальным, безумием субъекта и субъектом психоза?
Где находится предел общности процессов в социальных психозах и психозах как структуре?
Острые темы в психоанализе не принято замалчивать, поэтому будет интересно подискутировать на конференции, в том числе, и на предложенную тему.
День 2
18 февраля / 2024
18 февраля / 2024
Не-травмирующая современность: что происходит с субъектом?
Лариса Великанова
Время, в которое мы живем, одни называют нарциссической эпохой, другие — пост-, мета- и даже диджитал- модернизмом, пытаясь подчеркнуть специфику социальности. Таким образом они задаются вопросом о том, какова современность.
Как социальный философ с одной стороны и практикующий психоаналитик с другой, в своем докладе я тоже поставлю вопрос о современности, делая акцент не на ее событиях, а на субъекте этой современности.
Говорить я буду не с тех позиций, какие выделяют особую специфичность субъекта. Потому что таким образом мы перемещаем концепт из психоаналитической теории в социальную, внутри которой можем приписать субъекту качества, таким образом уравнивая его с индивидом. Я останусь в системе координат психоанализа, когда под субъектом мы имеем в виду субъект бессознательного.
На первый взгляд может показаться, что два этих поля — социальной теории и психоаналитической — непримиримы, потому что в них говорится о разных субъектах. Тем не менее, не стирая различия, а подчеркивая их, я расскажу о том, что мы можем сказать о субъекте и процессе субъективации, будучи погруженными в то же время и как агенты социальности в современность.
Мой доклад будет попыткой вновь поднять вопросы о том, что такое субъект, как происходит процесс субъективации, что происходит с (Д)другим в современности, и главное, о том, может ли современность нанести субъекту травму.
Лариса Великанова
Время, в которое мы живем, одни называют нарциссической эпохой, другие — пост-, мета- и даже диджитал- модернизмом, пытаясь подчеркнуть специфику социальности. Таким образом они задаются вопросом о том, какова современность.
Как социальный философ с одной стороны и практикующий психоаналитик с другой, в своем докладе я тоже поставлю вопрос о современности, делая акцент не на ее событиях, а на субъекте этой современности.
Говорить я буду не с тех позиций, какие выделяют особую специфичность субъекта. Потому что таким образом мы перемещаем концепт из психоаналитической теории в социальную, внутри которой можем приписать субъекту качества, таким образом уравнивая его с индивидом. Я останусь в системе координат психоанализа, когда под субъектом мы имеем в виду субъект бессознательного.
На первый взгляд может показаться, что два этих поля — социальной теории и психоаналитической — непримиримы, потому что в них говорится о разных субъектах. Тем не менее, не стирая различия, а подчеркивая их, я расскажу о том, что мы можем сказать о субъекте и процессе субъективации, будучи погруженными в то же время и как агенты социальности в современность.
Мой доклад будет попыткой вновь поднять вопросы о том, что такое субъект, как происходит процесс субъективации, что происходит с (Д)другим в современности, и главное, о том, может ли современность нанести субъекту травму.
Ис-ключенный или ис-ключительный субъект. Меланхолия современности
Елизавета Горлова
Попытки как со стороны медицины, так и со стороны психологии, как-нибудь систематизировать депрессию и меланхолию — если посмотреть на историю, то что с этими терминами только не происходило, — свести их к объекту-причине или же определить,
а что же сломано в субъекте, приводит к тому, что это все сливается в огромном нагромождении неразличимости. Классификаторы переписывают определение депрессии
и меланхолии, включая то одно в другое, то второе в первое, то исключая что-нибудь
из этого.
Фрейд впервые внес в психо-обсуждение понятие печали или скорби. В дальнейшем
это обсуждение ушло больше в объектные отношения и эго-психологию — Линдеманн, Боулби, Поллок. Было бы бесплодно пытаться разорвать все категории знания, которые
в то или иное время оказывались разорванными меланхолией. Как меланхолия заполняет всего субъекта, так аналитиков переполняют те знания, которые у нас есть в отношении депрессии и меланхолии, и разрешить эту затопляемость мы можем только одним путем — психоаналитическим, то есть символизацией тех разрывов, которые есть.
Первые несколько страниц любой поисковой системы, яндекс или гугл, будут посвящены текстам или видео — как избавиться от депрессии. В то же время кто-то эти тексты пишет
и, согласно капиталистическому закону, — кто-то эти тексты условно покупает, то есть они кому-то нужны. И если во времена Фрейда основное внимание уделялось проблемам истерии и неврозов навязчивости, то в настоящее время депрессия упорно превалирует. Поэтому нельзя отрицать, что депрессия пришла на место истерии. И тогда встает логический вопрос: а может депрессия — это новый способ желать, но желать через избавление?
Елизавета Горлова
Попытки как со стороны медицины, так и со стороны психологии, как-нибудь систематизировать депрессию и меланхолию — если посмотреть на историю, то что с этими терминами только не происходило, — свести их к объекту-причине или же определить,
а что же сломано в субъекте, приводит к тому, что это все сливается в огромном нагромождении неразличимости. Классификаторы переписывают определение депрессии
и меланхолии, включая то одно в другое, то второе в первое, то исключая что-нибудь
из этого.
Фрейд впервые внес в психо-обсуждение понятие печали или скорби. В дальнейшем
это обсуждение ушло больше в объектные отношения и эго-психологию — Линдеманн, Боулби, Поллок. Было бы бесплодно пытаться разорвать все категории знания, которые
в то или иное время оказывались разорванными меланхолией. Как меланхолия заполняет всего субъекта, так аналитиков переполняют те знания, которые у нас есть в отношении депрессии и меланхолии, и разрешить эту затопляемость мы можем только одним путем — психоаналитическим, то есть символизацией тех разрывов, которые есть.
Первые несколько страниц любой поисковой системы, яндекс или гугл, будут посвящены текстам или видео — как избавиться от депрессии. В то же время кто-то эти тексты пишет
и, согласно капиталистическому закону, — кто-то эти тексты условно покупает, то есть они кому-то нужны. И если во времена Фрейда основное внимание уделялось проблемам истерии и неврозов навязчивости, то в настоящее время депрессия упорно превалирует. Поэтому нельзя отрицать, что депрессия пришла на место истерии. И тогда встает логический вопрос: а может депрессия — это новый способ желать, но желать через избавление?
Эпидемия депрессии в шизоидном мире
Ольга Гонжал
Я предлагаю рассмотреть клиническую депрессию как приостановку процесса субъективации, отказ субъекта выбирать для себя объект для идентификации. Что заставляет пациента отказываться от развития? Пациент застревает в болоте шизоидного функционирования, подменяя эмоциональную зрелость когнитивными конструкциями, которые не справляются и неизбежно разрушаются, приводя к вторичным когнитивным нарушениям. Мы подробно остановимся на шизоидных процессах и понимании депрессивной позиции и флуктуации между ними.
Ольга Гонжал
Я предлагаю рассмотреть клиническую депрессию как приостановку процесса субъективации, отказ субъекта выбирать для себя объект для идентификации. Что заставляет пациента отказываться от развития? Пациент застревает в болоте шизоидного функционирования, подменяя эмоциональную зрелость когнитивными конструкциями, которые не справляются и неизбежно разрушаются, приводя к вторичным когнитивным нарушениям. Мы подробно остановимся на шизоидных процессах и понимании депрессивной позиции и флуктуации между ними.
Дети «Алисы»: субъективация в мире готового знания
Марина Старовойтова
Мой доклад будет направлен на вопросы субъективации ребёнка и как она меняется
в современном мире. Предлагаю на пути наших рассуждений о современном субъекте отойти от крайностей и поразмышлять о том, что происходит в социуме и в кабинете,
как это может влиять на становление субъекта. Возможно, мы обнаружим новые изобретения психики, которые необходимы современному субъекту для выстраивания связей с внешним и внутренним миром, и для того, чтобы не терять место субъекта.
Здесь возникают вопросы:
Как ребёнок в мире «готового знания» обнаруживает утрату и обходится с ней?
Мир, где нет место утрате — это мир психотический?
«Алиса знает, что Я хочу?» — демонстрирует реклама. Ребёнок воспроизводит речь через призму готового ответа от «Алисы». Речь есть, но что это за речь, в которой нет места мыслительной функции и любознательности?
В современном мире всё меньше места остается для обживания схемы тела: сокращается дистанция между близким другим, сокращаются связи культурные и социальные, сокращается латент и дистанция риска, где ребёнок может пройти через утрату, потерю,
и встроить это в свою психику.
«Я, прежде всего, — телесно», говорил Фрейд. «Слова, прежде чем обрести смысл, должны обрести телесность, как-то включены в образ тела», говорила Дольто. Сейчас ребёнку достается готовая информация, и зазор на образование мыслительной функции отсутствует.
Что делать в этом современном мире ребенку? Самому стать гаджетом или уйти
в депрессивную позицию, где есть место вопросу об утрате?
Марина Старовойтова
Мой доклад будет направлен на вопросы субъективации ребёнка и как она меняется
в современном мире. Предлагаю на пути наших рассуждений о современном субъекте отойти от крайностей и поразмышлять о том, что происходит в социуме и в кабинете,
как это может влиять на становление субъекта. Возможно, мы обнаружим новые изобретения психики, которые необходимы современному субъекту для выстраивания связей с внешним и внутренним миром, и для того, чтобы не терять место субъекта.
Здесь возникают вопросы:
Как ребёнок в мире «готового знания» обнаруживает утрату и обходится с ней?
Мир, где нет место утрате — это мир психотический?
«Алиса знает, что Я хочу?» — демонстрирует реклама. Ребёнок воспроизводит речь через призму готового ответа от «Алисы». Речь есть, но что это за речь, в которой нет места мыслительной функции и любознательности?
В современном мире всё меньше места остается для обживания схемы тела: сокращается дистанция между близким другим, сокращаются связи культурные и социальные, сокращается латент и дистанция риска, где ребёнок может пройти через утрату, потерю,
и встроить это в свою психику.
«Я, прежде всего, — телесно», говорил Фрейд. «Слова, прежде чем обрести смысл, должны обрести телесность, как-то включены в образ тела», говорила Дольто. Сейчас ребёнку достается готовая информация, и зазор на образование мыслительной функции отсутствует.
Что делать в этом современном мире ребенку? Самому стать гаджетом или уйти
в депрессивную позицию, где есть место вопросу об утрате?
Лариса Великанова
Заключительное слово
Заключительное слово
Закрытие конференции, подведение итогов
ПРОГРАММА ОНЛАЙН-КОНФЕРЕНЦИИ
День 1
17 февраля / 2024
17 февраля / 2024
Сбор участников, открытие конференции
Лариса Великанова
Вступительное слово
Вступительное слово
Психоанализ и мир. Обращение
к психоаналитикам
Анна Бельчикова
Может показаться, что психоаналитическая теория после Фрейда и под влиянием Лакана все дальше уходит от таких понятий как «социальность», «культура», «общество» в сторону логики, формализации и матем, оставляя эти понятия антропологам или социологам. Мифы Фрейда ревизируются структурализмом, главным партнером и собеседником субъекта «становится» Другой, отношения с телом редуцируются к понятию «наслаждение», а социальная жизнь укладывается в теорию дискурсов Лакана.
Помимо того, что каждая из таких доктрин, при более пристальном рассмотрении, не лишены внутренних противоречий, сами феномены, которые они пытаются ухватить, не являются абсолютно статичными. Разумеется, речь не идет о пересмотре основ теории, но скорее о тех сдвигах и смещениях, которые внимательный психоаналитический слух, наблюдательность и обращение к не менее ценным гуманитарным наукам можно обнаружить, если не прятать практику за завесой теории.
Социальный и культурный контекст наших анализантов, экономическое и политическое давление среды, национальные и колониальные вопросы — это и многое другое оставляет след на субъективности каждого, преломляясь выбранной тактикой размещения себя или реагированием на контекст современности. Без внимания не останемся и мы, психоаналитики, как часть поля культуры помогающих профессий, как представители и защитники sens humain, как свидетели своего времени, и как отдельное сообщество.
к психоаналитикам
Анна Бельчикова
Может показаться, что психоаналитическая теория после Фрейда и под влиянием Лакана все дальше уходит от таких понятий как «социальность», «культура», «общество» в сторону логики, формализации и матем, оставляя эти понятия антропологам или социологам. Мифы Фрейда ревизируются структурализмом, главным партнером и собеседником субъекта «становится» Другой, отношения с телом редуцируются к понятию «наслаждение», а социальная жизнь укладывается в теорию дискурсов Лакана.
Помимо того, что каждая из таких доктрин, при более пристальном рассмотрении, не лишены внутренних противоречий, сами феномены, которые они пытаются ухватить, не являются абсолютно статичными. Разумеется, речь не идет о пересмотре основ теории, но скорее о тех сдвигах и смещениях, которые внимательный психоаналитический слух, наблюдательность и обращение к не менее ценным гуманитарным наукам можно обнаружить, если не прятать практику за завесой теории.
Социальный и культурный контекст наших анализантов, экономическое и политическое давление среды, национальные и колониальные вопросы — это и многое другое оставляет след на субъективности каждого, преломляясь выбранной тактикой размещения себя или реагированием на контекст современности. Без внимания не останемся и мы, психоаналитики, как часть поля культуры помогающих профессий, как представители и защитники sens humain, как свидетели своего времени, и как отдельное сообщество.
С кем работает психоанализ?
Алексей Зайчиков
Если вам удавалось посещать обсуждения «клинических случаев», то вы наверняка заметили, что там активно используется слово «субъект». Но что значит, когда мы говорим «субъект»? Является ли оно просто модным синонимом «человека», «психики» или даже «души», ведь именно в этом ключе оно зачастую в этих обсуждениях и фигурирует? Достаточно ли заменить в своей речи «человека» на «субъекта», чтобы ваша практика стала психоанализом?
Наверное, мы могли бы сказать «да какая разница!? И так понятно ведь, о чем мы говорим!». Действительно, мы можем опереться на эти отношения понимания, а не на означающее, только вот с этого момента наша практика будет принципиально отличной от того психоанализа, над которым работал Лакан. Это не значит, что это плохо или хорошо, просто это другая практика, и вероятно, называть ее тоже стоит иначе.
В своем сообщении я хотел поднять вопрос не столько даже терминологии, хотя это безусловно важно, сколько вопрос о том, насколько лакановский психоанализ мыслим исходя из категорий опыта и клинического чутья.
Можно ли учуять субъекта? Может ли субъект лечь на кушетку? Бывает ли субъект юным или матерым?
Иными словами, я хотел бы поднять вопрос тех координат, в которых Лакан пытался осмыслять субъекта, координат, которые должны были, согласно его пожеланию и надежде, лечь в основу аналитической практики.
Алексей Зайчиков
Если вам удавалось посещать обсуждения «клинических случаев», то вы наверняка заметили, что там активно используется слово «субъект». Но что значит, когда мы говорим «субъект»? Является ли оно просто модным синонимом «человека», «психики» или даже «души», ведь именно в этом ключе оно зачастую в этих обсуждениях и фигурирует? Достаточно ли заменить в своей речи «человека» на «субъекта», чтобы ваша практика стала психоанализом?
Наверное, мы могли бы сказать «да какая разница!? И так понятно ведь, о чем мы говорим!». Действительно, мы можем опереться на эти отношения понимания, а не на означающее, только вот с этого момента наша практика будет принципиально отличной от того психоанализа, над которым работал Лакан. Это не значит, что это плохо или хорошо, просто это другая практика, и вероятно, называть ее тоже стоит иначе.
В своем сообщении я хотел поднять вопрос не столько даже терминологии, хотя это безусловно важно, сколько вопрос о том, насколько лакановский психоанализ мыслим исходя из категорий опыта и клинического чутья.
Можно ли учуять субъекта? Может ли субъект лечь на кушетку? Бывает ли субъект юным или матерым?
Иными словами, я хотел бы поднять вопрос тех координат, в которых Лакан пытался осмыслять субъекта, координат, которые должны были, согласно его пожеланию и надежде, лечь в основу аналитической практики.
«Сколько субъектов?» — практика интерпретации в лакановском психоанализе
Лера Левчук
Интерпретация — основной инструмент психоаналитического лечения. Вокруг него возникало множество профессиональных дебатов в истории психоаналитического движения.
Как определить,
что такое интерпретация?
Где границы того, что можно назвать психоаналитическим толкованием?
В чем измеряется его эффективность? Существуют ли четкие директивы относительно того,
как правильно давать интерпретацию? Эти и другие вопросы неоднократно становились предметом осмысления среди представителей различных психоаналитических школ.
В своем докладе я сосредоточусь
на лакановском подходе к искусству психоаналитического толкования и постараюсь показать, в чем состоит его специфика. Главная особенность лакановской модели психоаналитического процесса, которая остается неизменной на протяжении практически всех этапов его учения, заключается в том, что аналитик осуществляет медиацию между субъектом
и его собственным бессознательным посредством задействования символического регистра речи.
Психоаналитик не воплощает
для своего анализанта ни мэтра,
ни конфидента, ни коуча, ни советника,
ни педагога. Он осуществляет интерпретацию
с позиции «третьего», приводя в действие функцию большого Другого — символического кода бессознательного — который преодолевает диадные воображаемые отношения субъекта со своим Я.
Сам аналитик не является никем иным, кроме как медиатором бессознательных процессов анализанта: посредством своей речи он выявляет символический код бессознательного, а посредством своего телесного присутствия — воплощает в себе объект а, причину желания.
Следовательно, мы можем сказать, что субъект в лакановском аналитическом процессе всегда один — это субъект бессознательного как особая логическая позиция, ставшая результатом психоаналитической интервенции.
Лера Левчук
Интерпретация — основной инструмент психоаналитического лечения. Вокруг него возникало множество профессиональных дебатов в истории психоаналитического движения.
Как определить,
что такое интерпретация?
Где границы того, что можно назвать психоаналитическим толкованием?
В чем измеряется его эффективность? Существуют ли четкие директивы относительно того,
как правильно давать интерпретацию? Эти и другие вопросы неоднократно становились предметом осмысления среди представителей различных психоаналитических школ.
В своем докладе я сосредоточусь
на лакановском подходе к искусству психоаналитического толкования и постараюсь показать, в чем состоит его специфика. Главная особенность лакановской модели психоаналитического процесса, которая остается неизменной на протяжении практически всех этапов его учения, заключается в том, что аналитик осуществляет медиацию между субъектом
и его собственным бессознательным посредством задействования символического регистра речи.
Психоаналитик не воплощает
для своего анализанта ни мэтра,
ни конфидента, ни коуча, ни советника,
ни педагога. Он осуществляет интерпретацию
с позиции «третьего», приводя в действие функцию большого Другого — символического кода бессознательного — который преодолевает диадные воображаемые отношения субъекта со своим Я.
Сам аналитик не является никем иным, кроме как медиатором бессознательных процессов анализанта: посредством своей речи он выявляет символический код бессознательного, а посредством своего телесного присутствия — воплощает в себе объект а, причину желания.
Следовательно, мы можем сказать, что субъект в лакановском аналитическом процессе всегда один — это субъект бессознательного как особая логическая позиция, ставшая результатом психоаналитической интервенции.
Социальные психозы и психоз как структура
Олеся Дубровских
Довольно часто социальные процессы пытаются осмыслить с использованием психоаналитического метода. Нам известно, что Фрейд исследовал психологию масс, значение культуры и её влияние
на субъективацию, а также создал великий миф об отце первобытной орды.
Действительно, социальные и культурные процессы представляют огромный интерес для изучения, особенно если мы как психоаналитики
начинаем осмыслять те или иные явления, пользуясь психоаналитическим методом и словарём.
В частности, те жуткие процессы на политической и культурной арене, которые происходят сейчас, очень хочется назвать психотическими.
Жак Лакан начал писать о социальных психозах, и в настоящее время кажется, что эта тема приобретает всё большую актуальность.
Мне в докладе интересно поднять такую сторону вопроса, как различие между социальными психозами и психозом как структурой, и предложить вариант ответа на следующие вопросы:
Имеется ли субъект социального психоза?
Есть ли различие между безумием социальным, безумием субъекта и субъектом психоза?
Где находится предел общности процессов в социальных психозах и психозах как структуре?
Острые темы в психоанализе не принято замалчивать, поэтому будет интересно подискутировать
на конференции, в том числе, и на предложенную тему.
Олеся Дубровских
Довольно часто социальные процессы пытаются осмыслить с использованием психоаналитического метода. Нам известно, что Фрейд исследовал психологию масс, значение культуры и её влияние
на субъективацию, а также создал великий миф об отце первобытной орды.
Действительно, социальные и культурные процессы представляют огромный интерес для изучения, особенно если мы как психоаналитики
начинаем осмыслять те или иные явления, пользуясь психоаналитическим методом и словарём.
В частности, те жуткие процессы на политической и культурной арене, которые происходят сейчас, очень хочется назвать психотическими.
Жак Лакан начал писать о социальных психозах, и в настоящее время кажется, что эта тема приобретает всё большую актуальность.
Мне в докладе интересно поднять такую сторону вопроса, как различие между социальными психозами и психозом как структурой, и предложить вариант ответа на следующие вопросы:
Имеется ли субъект социального психоза?
Есть ли различие между безумием социальным, безумием субъекта и субъектом психоза?
Где находится предел общности процессов в социальных психозах и психозах как структуре?
Острые темы в психоанализе не принято замалчивать, поэтому будет интересно подискутировать
на конференции, в том числе, и на предложенную тему.
День 2
18 февраля / 2024
18 февраля / 2024
Не-травмирующая современность: что происходит с субъектом?
Лариса Великанова
Время, в которое мы живем, одни называют нарциссической эпохой, другие — пост-, мета- и даже диджитал- модернизмом, пытаясь подчеркнуть специфику социальности. Таким образом они задаются вопросом о том, какова современность.
Как социальный философ с одной стороны и практикующий психоаналитик с другой, в своем докладе я тоже поставлю вопрос о современности, делая акцент не на ее событиях, а на субъекте этой современности.
Говорить я буду не с тех позиций, какие выделяют особую специфичность субъекта. Потому что таким образом мы перемещаем концепт из психоаналитической теории в социальную, внутри которой можем приписать субъекту качества, таким образом уравнивая его с индивидом. Я останусь в системе координат психоанализа, когда под субъектом мы имеем в виду субъект бессознательного.
На первый взгляд может показаться, что два этих поля — социальной теории и психоаналитической — непримиримы, потому что в них говорится о разных субъектах. Тем не менее, не стирая различия, а подчеркивая их, я расскажу о том, что мы можем сказать о субъекте и процессе субъективации, будучи погруженными в то же время и как агенты социальности в современность.
Мой доклад будет попыткой вновь поднять вопросы о том, что такое субъект, как происходит процесс субъективации, что происходит с (Д)другим в современности, и главное, о том, может ли современность нанести субъекту травму.
Лариса Великанова
Время, в которое мы живем, одни называют нарциссической эпохой, другие — пост-, мета- и даже диджитал- модернизмом, пытаясь подчеркнуть специфику социальности. Таким образом они задаются вопросом о том, какова современность.
Как социальный философ с одной стороны и практикующий психоаналитик с другой, в своем докладе я тоже поставлю вопрос о современности, делая акцент не на ее событиях, а на субъекте этой современности.
Говорить я буду не с тех позиций, какие выделяют особую специфичность субъекта. Потому что таким образом мы перемещаем концепт из психоаналитической теории в социальную, внутри которой можем приписать субъекту качества, таким образом уравнивая его с индивидом. Я останусь в системе координат психоанализа, когда под субъектом мы имеем в виду субъект бессознательного.
На первый взгляд может показаться, что два этих поля — социальной теории и психоаналитической — непримиримы, потому что в них говорится о разных субъектах. Тем не менее, не стирая различия, а подчеркивая их, я расскажу о том, что мы можем сказать о субъекте и процессе субъективации, будучи погруженными в то же время и как агенты социальности в современность.
Мой доклад будет попыткой вновь поднять вопросы о том, что такое субъект, как происходит процесс субъективации, что происходит с (Д)другим в современности, и главное, о том, может ли современность нанести субъекту травму.
Ис-ключенный или ис-ключительный субъект. Меланхолия современности
Елизавета Горлова
Попытки как со стороны медицины,
так и со стороны психологии, как-нибудь систематизировать депрессию и меланхолию — если посмотреть на историю, то что с этими терминами только
не происходило, — свести их к объекту-причине или же определить,
а что же сломано в субъекте, приводит к тому, что это все сливается в огромном нагромождении неразличимости. Классификаторы переписывают определение депрессии и меланхолии, включая то одно в другое, то второе в первое,
то исключая что-нибудь из этого.
Фрейд впервые внес в психо-обсуждение понятие печали или скорби. В дальнейшем это обсуждение ушло больше в объектные отношения и эго-психологию — Линдеманн, Боулби, Поллок. Было бы бесплодно пытаться разорвать все категории знания, которые в то или иное время оказывались разорванными меланхолией. Как меланхолия заполняет всего субъекта, так аналитиков переполняют те знания, которые у нас есть в отношении депрессии и меланхолии, и разрешить эту затопляемость
мы можем только одним путем — психоаналитическим, то есть символизацией тех разрывов, которые есть.
Первые несколько страниц любой поисковой системы, яндекс или гугл, будут посвящены текстам
или видео — как избавиться от депрессии. В то же время кто-то эти тексты пишет и, согласно капиталистическому закону, — кто-то эти тексты условно покупает, то есть они кому-то нужны. И если
во времена Фрейда основное внимание уделялось проблемам истерии
и неврозов навязчивости,
то в настоящее время депрессия упорно превалирует. Поэтому нельзя отрицать, что депрессия пришла
на место истерии. И тогда встает логический вопрос: а может депрессия — это новый способ желать,
но желать через избавление?
Елизавета Горлова
Попытки как со стороны медицины,
так и со стороны психологии, как-нибудь систематизировать депрессию и меланхолию — если посмотреть на историю, то что с этими терминами только
не происходило, — свести их к объекту-причине или же определить,
а что же сломано в субъекте, приводит к тому, что это все сливается в огромном нагромождении неразличимости. Классификаторы переписывают определение депрессии и меланхолии, включая то одно в другое, то второе в первое,
то исключая что-нибудь из этого.
Фрейд впервые внес в психо-обсуждение понятие печали или скорби. В дальнейшем это обсуждение ушло больше в объектные отношения и эго-психологию — Линдеманн, Боулби, Поллок. Было бы бесплодно пытаться разорвать все категории знания, которые в то или иное время оказывались разорванными меланхолией. Как меланхолия заполняет всего субъекта, так аналитиков переполняют те знания, которые у нас есть в отношении депрессии и меланхолии, и разрешить эту затопляемость
мы можем только одним путем — психоаналитическим, то есть символизацией тех разрывов, которые есть.
Первые несколько страниц любой поисковой системы, яндекс или гугл, будут посвящены текстам
или видео — как избавиться от депрессии. В то же время кто-то эти тексты пишет и, согласно капиталистическому закону, — кто-то эти тексты условно покупает, то есть они кому-то нужны. И если
во времена Фрейда основное внимание уделялось проблемам истерии
и неврозов навязчивости,
то в настоящее время депрессия упорно превалирует. Поэтому нельзя отрицать, что депрессия пришла
на место истерии. И тогда встает логический вопрос: а может депрессия — это новый способ желать,
но желать через избавление?
Эпидемия депрессии в шизоидном мире
Ольга Гонжал
Я предлагаю рассмотреть клиническую депрессию как приостановку процесса субъективации, отказ субъекта выбирать для себя объект для идентификации. Что заставляет пациента отказываться от развития? Пациент застревает в болоте шизоидного функционирования, подменяя эмоциональную зрелость когнитивными конструкциями, которые не справляются и неизбежно разрушаются, приводя к вторичным когнитивным нарушениям. Мы подробно остановимся на шизоидных процессах и понимании депрессивной позиции и флуктуации между ними.
Ольга Гонжал
Я предлагаю рассмотреть клиническую депрессию как приостановку процесса субъективации, отказ субъекта выбирать для себя объект для идентификации. Что заставляет пациента отказываться от развития? Пациент застревает в болоте шизоидного функционирования, подменяя эмоциональную зрелость когнитивными конструкциями, которые не справляются и неизбежно разрушаются, приводя к вторичным когнитивным нарушениям. Мы подробно остановимся на шизоидных процессах и понимании депрессивной позиции и флуктуации между ними.
Дети «Алисы»: субъективация в мире готового знания
Марина Старовойтова
Мой доклад будет направлен на вопросы субъективации ребёнка и как она меняется в современном мире. Предлагаю на пути наших рассуждений о современном субъекте отойти от крайностей
и поразмышлять о том, что происходит в социуме и в кабинете, как это может влиять на становление субъекта. Возможно,
мы обнаружим новые изобретения психики, которые необходимы современному субъекту для выстраивания связей с внешним и внутренним миром, и для того, чтобы не терять место субъекта.
Здесь возникают вопросы:
Как ребёнок в мире «готового знания» обнаруживает утрату и обходится с ней?
Мир, где нет место утрате — это мир психотический?
«Алиса знает, что Я хочу?» — демонстрирует реклама. Ребёнок воспроизводит речь через призму готового ответа от «Алисы». Речь есть, но что это за речь, в которой нет места мыслительной функции
и любознательности?
В современном мире всё меньше места остается для обживания схемы тела: сокращается дистанция между близким другим, сокращаются связи культурные и социальные, сокращается латент и дистанция риска, где ребёнок может пройти через утрату, потерю, и встроить это в свою психику.
«Я, прежде всего, — телесно», говорил Фрейд. «Слова, прежде чем обрести смысл, должны обрести телесность, как-то включены в образ тела», говорила Дольто. Сейчас ребёнку достается готовая информация, и зазор на образование мыслительной функции отсутствует.
Что делать в этом современном мире ребенку? Самому стать гаджетом или уйти в депрессивную позицию, где есть место вопросу об утрате?
Марина Старовойтова
Мой доклад будет направлен на вопросы субъективации ребёнка и как она меняется в современном мире. Предлагаю на пути наших рассуждений о современном субъекте отойти от крайностей
и поразмышлять о том, что происходит в социуме и в кабинете, как это может влиять на становление субъекта. Возможно,
мы обнаружим новые изобретения психики, которые необходимы современному субъекту для выстраивания связей с внешним и внутренним миром, и для того, чтобы не терять место субъекта.
Здесь возникают вопросы:
Как ребёнок в мире «готового знания» обнаруживает утрату и обходится с ней?
Мир, где нет место утрате — это мир психотический?
«Алиса знает, что Я хочу?» — демонстрирует реклама. Ребёнок воспроизводит речь через призму готового ответа от «Алисы». Речь есть, но что это за речь, в которой нет места мыслительной функции
и любознательности?
В современном мире всё меньше места остается для обживания схемы тела: сокращается дистанция между близким другим, сокращаются связи культурные и социальные, сокращается латент и дистанция риска, где ребёнок может пройти через утрату, потерю, и встроить это в свою психику.
«Я, прежде всего, — телесно», говорил Фрейд. «Слова, прежде чем обрести смысл, должны обрести телесность, как-то включены в образ тела», говорила Дольто. Сейчас ребёнку достается готовая информация, и зазор на образование мыслительной функции отсутствует.
Что делать в этом современном мире ребенку? Самому стать гаджетом или уйти в депрессивную позицию, где есть место вопросу об утрате?
Лариса Великанова
Заключительное слово
Заключительное слово
Закрытие конференции, подведение итогов
ПРОГРАММА ОНЛАЙН-КОНФЕРЕНЦИИ
День 1
17 февраля / 2024
17 февраля / 2024
Сбор участников, открытие конференции
Лариса Великанова
Вступительное слово
Вступительное слово
Психоанализ и мир. Обращение
к психоаналитикам
Анна Бельчикова
Может показаться,
что психоаналитическая теория после Фрейда и под влиянием Лакана все дальше уходит от таких понятий как «социальность», «культура», «общество» в сторону логики, формализации и матем, оставляя эти понятия антропологам
или социологам. Мифы Фрейда ревизируются структурализмом, главным партнером
и собеседником субъекта «становится» Другой, отношения
с телом редуцируются к понятию «наслаждение», а социальная жизнь укладывается в теорию дискурсов Лакана.
Помимо того, что каждая из таких доктрин, при более пристальном рассмотрении, не лишены внутренних противоречий, сами феномены, которые они пытаются ухватить, не являются абсолютно статичными. Разумеется, речь
не идет о пересмотре основ теории, но скорее о тех сдвигах
и смещениях, которые внимательный психоаналитический слух, наблюдательность
и обращение к не менее ценным гуманитарным наукам можно обнаружить, если не прятать практику за завесой теории.
Социальный и культурный контекст наших анализантов, экономическое и политическое давление среды, национальные и колониальные вопросы — это и многое другое оставляет след на субъективности каждого, преломляясь выбранной тактикой размещения себя
или реагированием на контекст современности. Без внимания
не останемся и мы, психоаналитики, как часть поля культуры помогающих профессий,
как представители и защитники sens humain, как свидетели своего времени, и как отдельное сообщество.
к психоаналитикам
Анна Бельчикова
Может показаться,
что психоаналитическая теория после Фрейда и под влиянием Лакана все дальше уходит от таких понятий как «социальность», «культура», «общество» в сторону логики, формализации и матем, оставляя эти понятия антропологам
или социологам. Мифы Фрейда ревизируются структурализмом, главным партнером
и собеседником субъекта «становится» Другой, отношения
с телом редуцируются к понятию «наслаждение», а социальная жизнь укладывается в теорию дискурсов Лакана.
Помимо того, что каждая из таких доктрин, при более пристальном рассмотрении, не лишены внутренних противоречий, сами феномены, которые они пытаются ухватить, не являются абсолютно статичными. Разумеется, речь
не идет о пересмотре основ теории, но скорее о тех сдвигах
и смещениях, которые внимательный психоаналитический слух, наблюдательность
и обращение к не менее ценным гуманитарным наукам можно обнаружить, если не прятать практику за завесой теории.
Социальный и культурный контекст наших анализантов, экономическое и политическое давление среды, национальные и колониальные вопросы — это и многое другое оставляет след на субъективности каждого, преломляясь выбранной тактикой размещения себя
или реагированием на контекст современности. Без внимания
не останемся и мы, психоаналитики, как часть поля культуры помогающих профессий,
как представители и защитники sens humain, как свидетели своего времени, и как отдельное сообщество.
С кем работает психоанализ?
Алексей Зайчиков
Если вам удавалось посещать обсуждения «клинических случаев», то вы наверняка заметили, что там активно используется слово «субъект». Но что значит, когда мы говорим «субъект»? Является ли
оно просто модным синонимом «человека», «психики» или даже «души», ведь именно в этом ключе оно зачастую в этих обсуждениях
и фигурирует? Достаточно ли заменить в своей речи «человека» на «субъекта», чтобы ваша практика стала психоанализом?
Наверное, мы могли бы сказать
«да какая разница!? И так понятно ведь, о чем мы говорим!». Действительно, мы можем опереться на эти отношения понимания, а не на означающее, только вот с этого момента наша практика будет принципиально отличной от того психоанализа,
над которым работал Лакан.
Это не значит, что это плохо
или хорошо, просто это другая практика, и вероятно, называть ее тоже стоит иначе.
В своем сообщении я хотел поднять вопрос не столько даже терминологии, хотя это безусловно важно, сколько вопрос о том, насколько лакановский психоанализ мыслим исходя
из категорий опыта и клинического чутья.
Можно ли учуять субъекта? Может ли субъект лечь на кушетку? Бывает ли субъект юным или матерым?
Иными словами, я хотел бы поднять вопрос тех координат, в которых Лакан пытался осмыслять субъекта, координат, которые должны были, согласно его пожеланию
и надежде, лечь в основу аналитической практики.
Алексей Зайчиков
Если вам удавалось посещать обсуждения «клинических случаев», то вы наверняка заметили, что там активно используется слово «субъект». Но что значит, когда мы говорим «субъект»? Является ли
оно просто модным синонимом «человека», «психики» или даже «души», ведь именно в этом ключе оно зачастую в этих обсуждениях
и фигурирует? Достаточно ли заменить в своей речи «человека» на «субъекта», чтобы ваша практика стала психоанализом?
Наверное, мы могли бы сказать
«да какая разница!? И так понятно ведь, о чем мы говорим!». Действительно, мы можем опереться на эти отношения понимания, а не на означающее, только вот с этого момента наша практика будет принципиально отличной от того психоанализа,
над которым работал Лакан.
Это не значит, что это плохо
или хорошо, просто это другая практика, и вероятно, называть ее тоже стоит иначе.
В своем сообщении я хотел поднять вопрос не столько даже терминологии, хотя это безусловно важно, сколько вопрос о том, насколько лакановский психоанализ мыслим исходя
из категорий опыта и клинического чутья.
Можно ли учуять субъекта? Может ли субъект лечь на кушетку? Бывает ли субъект юным или матерым?
Иными словами, я хотел бы поднять вопрос тех координат, в которых Лакан пытался осмыслять субъекта, координат, которые должны были, согласно его пожеланию
и надежде, лечь в основу аналитической практики.
«Сколько субъектов?» — практика интерпретации в лакановском психоанализе
Лера Левчук
Интерпретация — основной инструмент психоаналитического лечения. Вокруг него возникало множество профессиональных дебатов в истории психоаналитического движения.
Как определить, что такое интерпретация?
Где границы того, что можно назвать психоаналитическим толкованием?
В чем измеряется его эффективность?
Существуют ли четкие директивы относительно того, как правильно давать интерпретацию?
Эти и другие вопросы неоднократно становились предметом осмысления среди представителей различных психоаналитических школ.
В своем докладе я сосредоточусь на лакановском подходе к искусству психоаналитического толкования
и постараюсь показать, в чем состоит его специфика. Главная особенность лакановской модели психоаналитического процесса, которая остается неизменной на протяжении практически всех этапов его учения, заключается в том, что аналитик осуществляет медиацию между субъектом и его собственным бессознательным посредством задействования символического регистра речи.
Психоаналитик не воплощает для своего анализанта ни мэтра, ни конфидента, ни коуча, ни советника, ни педагога. Он осуществляет интерпретацию с позиции «третьего», приводя в действие функцию большого Другого — символического кода бессознательного — который преодолевает диадные воображаемые отношения субъекта со своим Я.
Сам аналитик не является никем иным, кроме как медиатором бессознательных процессов анализанта: посредством своей речи он выявляет символический код бессознательного,
а посредством своего телесного присутствия — воплощает в себе объект а, причину желания.
Следовательно, мы можем сказать, что субъект в лакановском аналитическом процессе всегда один — это субъект бессознательного как особая логическая позиция, ставшая результатом психоаналитической интервенции.
Лера Левчук
Интерпретация — основной инструмент психоаналитического лечения. Вокруг него возникало множество профессиональных дебатов в истории психоаналитического движения.
Как определить, что такое интерпретация?
Где границы того, что можно назвать психоаналитическим толкованием?
В чем измеряется его эффективность?
Существуют ли четкие директивы относительно того, как правильно давать интерпретацию?
Эти и другие вопросы неоднократно становились предметом осмысления среди представителей различных психоаналитических школ.
В своем докладе я сосредоточусь на лакановском подходе к искусству психоаналитического толкования
и постараюсь показать, в чем состоит его специфика. Главная особенность лакановской модели психоаналитического процесса, которая остается неизменной на протяжении практически всех этапов его учения, заключается в том, что аналитик осуществляет медиацию между субъектом и его собственным бессознательным посредством задействования символического регистра речи.
Психоаналитик не воплощает для своего анализанта ни мэтра, ни конфидента, ни коуча, ни советника, ни педагога. Он осуществляет интерпретацию с позиции «третьего», приводя в действие функцию большого Другого — символического кода бессознательного — который преодолевает диадные воображаемые отношения субъекта со своим Я.
Сам аналитик не является никем иным, кроме как медиатором бессознательных процессов анализанта: посредством своей речи он выявляет символический код бессознательного,
а посредством своего телесного присутствия — воплощает в себе объект а, причину желания.
Следовательно, мы можем сказать, что субъект в лакановском аналитическом процессе всегда один — это субъект бессознательного как особая логическая позиция, ставшая результатом психоаналитической интервенции.
Социальные психозы и психоз как структура
Олеся Дубровских
Довольно часто социальные процессы пытаются осмыслить
с использованием психоаналитического метода. Нам известно, что Фрейд исследовал психологию масс, значение культуры и её влияние
на субъективацию, а также создал великий миф об отце первобытной орды.
Действительно, социальные
и культурные процессы представляют огромный интерес для изучения, особенно если мы
как психоаналитики начинаем осмыслять те или иные явления, пользуясь психоаналитическим методом и словарём.
В частности, те жуткие процессы
на политической и культурной арене, которые происходят сейчас, очень хочется назвать психотическими.
Жак Лакан начал писать
о социальных психозах,
и в настоящее время кажется,
что эта тема приобретает
всё большую актуальность.
Мне в докладе интересно поднять такую сторону вопроса,
как различие между социальными психозами и психозом
как структурой, и предложить вариант ответа на следующие вопросы:
Имеется ли субъект социального психоза?
Есть ли различие между безумием социальным, безумием субъекта
и субъектом психоза?
Где находится предел общности процессов в социальных психозах
и психозах как структуре?
Острые темы в психоанализе
не принято замалчивать, поэтому будет интересно подискутировать
на конференции, в том числе,
и на предложенную тему.
Олеся Дубровских
Довольно часто социальные процессы пытаются осмыслить
с использованием психоаналитического метода. Нам известно, что Фрейд исследовал психологию масс, значение культуры и её влияние
на субъективацию, а также создал великий миф об отце первобытной орды.
Действительно, социальные
и культурные процессы представляют огромный интерес для изучения, особенно если мы
как психоаналитики начинаем осмыслять те или иные явления, пользуясь психоаналитическим методом и словарём.
В частности, те жуткие процессы
на политической и культурной арене, которые происходят сейчас, очень хочется назвать психотическими.
Жак Лакан начал писать
о социальных психозах,
и в настоящее время кажется,
что эта тема приобретает
всё большую актуальность.
Мне в докладе интересно поднять такую сторону вопроса,
как различие между социальными психозами и психозом
как структурой, и предложить вариант ответа на следующие вопросы:
Имеется ли субъект социального психоза?
Есть ли различие между безумием социальным, безумием субъекта
и субъектом психоза?
Где находится предел общности процессов в социальных психозах
и психозах как структуре?
Острые темы в психоанализе
не принято замалчивать, поэтому будет интересно подискутировать
на конференции, в том числе,
и на предложенную тему.
День 2
18 февраля / 2024
18 февраля / 2024
Не-травмирующая современность: что происходит
с субъектом?
Лариса Великанова
Время, в которое мы живем, одни называют нарциссической эпохой, другие — пост-, мета- и даже диджитал- модернизмом, пытаясь подчеркнуть специфику социальности. Таким образом
они задаются вопросом о том, какова современность.
Как социальный философ с одной стороны и практикующий психоаналитик с другой, в своем докладе я тоже поставлю вопрос
о современности, делая акцент
не на ее событиях, а на субъекте этой современности.
Говорить я буду не с тех позиций, какие выделяют особую специфичность субъекта. Потому что таким образом мы перемещаем концепт из психоаналитической теории в социальную, внутри которой можем приписать субъекту качества, таким образом уравнивая его с индивидом. Я останусь
в системе координат психоанализа, когда под субъектом мы имеем
в виду субъект бессознательного.
На первый взгляд может показаться, что два этих поля — социальной теории
и психоаналитической — непримиримы, потому что в них говорится о разных субъектах.
Тем не менее, не стирая различия,
а подчеркивая их, я расскажу о том, что мы можем сказать о субъекте
и процессе субъективации, будучи погруженными в то же время
и как агенты социальности
в современность.
Мой доклад будет попыткой вновь поднять вопросы о том, что такое субъект, как происходит процесс субъективации, что происходит
с (Д)другим в современности,
и главное, о том, может ли современность нанести субъекту травму.
с субъектом?
Лариса Великанова
Время, в которое мы живем, одни называют нарциссической эпохой, другие — пост-, мета- и даже диджитал- модернизмом, пытаясь подчеркнуть специфику социальности. Таким образом
они задаются вопросом о том, какова современность.
Как социальный философ с одной стороны и практикующий психоаналитик с другой, в своем докладе я тоже поставлю вопрос
о современности, делая акцент
не на ее событиях, а на субъекте этой современности.
Говорить я буду не с тех позиций, какие выделяют особую специфичность субъекта. Потому что таким образом мы перемещаем концепт из психоаналитической теории в социальную, внутри которой можем приписать субъекту качества, таким образом уравнивая его с индивидом. Я останусь
в системе координат психоанализа, когда под субъектом мы имеем
в виду субъект бессознательного.
На первый взгляд может показаться, что два этих поля — социальной теории
и психоаналитической — непримиримы, потому что в них говорится о разных субъектах.
Тем не менее, не стирая различия,
а подчеркивая их, я расскажу о том, что мы можем сказать о субъекте
и процессе субъективации, будучи погруженными в то же время
и как агенты социальности
в современность.
Мой доклад будет попыткой вновь поднять вопросы о том, что такое субъект, как происходит процесс субъективации, что происходит
с (Д)другим в современности,
и главное, о том, может ли современность нанести субъекту травму.
Ис-ключенный или ис-ключительный субъект. Меланхолия современности
Елизавета Горлова
Попытки как со стороны медицины, так и со стороны психологии,
как-нибудь систематизировать депрессию и меланхолию —
если посмотреть на историю,
то что с этими терминами только
не происходило, — свести их
к объекту-причине или же определить, а что же сломано
в субъекте, приводит к тому,
что это все сливается в огромном нагромождении неразличимости. Классификаторы переписывают определение депрессии
и меланхолии, включая то одно
в другое, то второе в первое,
то исключая что-нибудь из этого.
Фрейд впервые внес
в психо-обсуждение понятие печали или скорби. В дальнейшем это обсуждение ушло больше
в объектные отношения
и эго-психологию — Линдеманн, Боулби, Поллок. Было бы бесплодно пытаться разорвать все категории знания, которые в то или иное время оказывались разорванными меланхолией. Как меланхолия заполняет всего субъекта, так аналитиков переполняют те знания, которые у нас есть в отношении депрессии и меланхолии,
и разрешить эту затопляемость
мы можем только одним путем — психоаналитическим, то есть символизацией тех разрывов, которые есть.
Первые несколько страниц любой поисковой системы, яндекс или гугл, будут посвящены текстам
или видео — как избавиться
от депрессии. В то же время кто-то эти тексты пишет и, согласно капиталистическому закону, —
кто-то эти тексты условно покупает,
то есть они кому-то нужны. И если
во времена Фрейда основное внимание уделялось проблемам истерии и неврозов навязчивости,
то в настоящее время депрессия упорно превалирует. Поэтому нельзя отрицать, что депрессия пришла на место истерии. И тогда встает логический вопрос: а может депрессия — это новый способ желать, но желать через избавление?
Елизавета Горлова
Попытки как со стороны медицины, так и со стороны психологии,
как-нибудь систематизировать депрессию и меланхолию —
если посмотреть на историю,
то что с этими терминами только
не происходило, — свести их
к объекту-причине или же определить, а что же сломано
в субъекте, приводит к тому,
что это все сливается в огромном нагромождении неразличимости. Классификаторы переписывают определение депрессии
и меланхолии, включая то одно
в другое, то второе в первое,
то исключая что-нибудь из этого.
Фрейд впервые внес
в психо-обсуждение понятие печали или скорби. В дальнейшем это обсуждение ушло больше
в объектные отношения
и эго-психологию — Линдеманн, Боулби, Поллок. Было бы бесплодно пытаться разорвать все категории знания, которые в то или иное время оказывались разорванными меланхолией. Как меланхолия заполняет всего субъекта, так аналитиков переполняют те знания, которые у нас есть в отношении депрессии и меланхолии,
и разрешить эту затопляемость
мы можем только одним путем — психоаналитическим, то есть символизацией тех разрывов, которые есть.
Первые несколько страниц любой поисковой системы, яндекс или гугл, будут посвящены текстам
или видео — как избавиться
от депрессии. В то же время кто-то эти тексты пишет и, согласно капиталистическому закону, —
кто-то эти тексты условно покупает,
то есть они кому-то нужны. И если
во времена Фрейда основное внимание уделялось проблемам истерии и неврозов навязчивости,
то в настоящее время депрессия упорно превалирует. Поэтому нельзя отрицать, что депрессия пришла на место истерии. И тогда встает логический вопрос: а может депрессия — это новый способ желать, но желать через избавление?
Эпидемия депрессии
в шизоидном мире
Ольга Гонжал
Я предлагаю рассмотреть клиническую депрессию
как приостановку процесса субъективации, отказ субъекта выбирать для себя объект для идентификации. Что заставляет пациента отказываться
от развития? Пациент застревает
в болоте шизоидного функционирования, подменяя эмоциональную зрелость когнитивными конструкциями, которые не справляются
и неизбежно разрушаются, приводя
к вторичным когнитивным нарушениям. Мы подробно остановимся на шизоидных процессах и понимании депрессивной позиции
и флуктуации между ними.
в шизоидном мире
Ольга Гонжал
Я предлагаю рассмотреть клиническую депрессию
как приостановку процесса субъективации, отказ субъекта выбирать для себя объект для идентификации. Что заставляет пациента отказываться
от развития? Пациент застревает
в болоте шизоидного функционирования, подменяя эмоциональную зрелость когнитивными конструкциями, которые не справляются
и неизбежно разрушаются, приводя
к вторичным когнитивным нарушениям. Мы подробно остановимся на шизоидных процессах и понимании депрессивной позиции
и флуктуации между ними.
Дети «Алисы»: субъективация
в мире готового знания
Марина Старовойтова
Мой доклад будет направлен
на вопросы субъективации ребёнка
и как она меняется в современном мире. Предлагаю на пути наших рассуждений о современном субъекте отойти от крайностей
и поразмышлять о том,
что происходит в социуме
и в кабинете, как это может влиять
на становление субъекта. Возможно, мы обнаружим новые изобретения психики, которые необходимы современному субъекту для выстраивания связей
с внешним и внутренним миром,
и для того, чтобы не терять место субъекта.
Здесь возникают вопросы:
Как ребёнок в мире «готового знания» обнаруживает утрату
и обходится с ней?
Мир, где нет место утрате — это мир психотический?
«Алиса знает, что Я хочу?» — демонстрирует реклама. Ребёнок воспроизводит речь через призму готового ответа от «Алисы». Речь есть, но что это за речь, в которой нет места мыслительной функции
и любознательности?
В современном мире всё меньше места остается для обживания схемы тела: сокращается дистанция между близким другим, сокращаются связи культурные
и социальные, сокращается латент
и дистанция риска, где ребёнок может пройти через утрату, потерю, и встроить это в свою психику.
«Я, прежде всего, — телесно», говорил Фрейд. «Слова, прежде чем обрести смысл, должны обрести телесность, как-то включены в образ тела», говорила Дольто. Сейчас ребёнку достается готовая информация, и зазор
на образование мыслительной функции отсутствует.
Что делать в этом современном мире ребенку? Самому стать гаджетом или уйти в депрессивную позицию, где есть место вопросу
об утрате?
в мире готового знания
Марина Старовойтова
Мой доклад будет направлен
на вопросы субъективации ребёнка
и как она меняется в современном мире. Предлагаю на пути наших рассуждений о современном субъекте отойти от крайностей
и поразмышлять о том,
что происходит в социуме
и в кабинете, как это может влиять
на становление субъекта. Возможно, мы обнаружим новые изобретения психики, которые необходимы современному субъекту для выстраивания связей
с внешним и внутренним миром,
и для того, чтобы не терять место субъекта.
Здесь возникают вопросы:
Как ребёнок в мире «готового знания» обнаруживает утрату
и обходится с ней?
Мир, где нет место утрате — это мир психотический?
«Алиса знает, что Я хочу?» — демонстрирует реклама. Ребёнок воспроизводит речь через призму готового ответа от «Алисы». Речь есть, но что это за речь, в которой нет места мыслительной функции
и любознательности?
В современном мире всё меньше места остается для обживания схемы тела: сокращается дистанция между близким другим, сокращаются связи культурные
и социальные, сокращается латент
и дистанция риска, где ребёнок может пройти через утрату, потерю, и встроить это в свою психику.
«Я, прежде всего, — телесно», говорил Фрейд. «Слова, прежде чем обрести смысл, должны обрести телесность, как-то включены в образ тела», говорила Дольто. Сейчас ребёнку достается готовая информация, и зазор
на образование мыслительной функции отсутствует.
Что делать в этом современном мире ребенку? Самому стать гаджетом или уйти в депрессивную позицию, где есть место вопросу
об утрате?
Лариса Великанова
Заключительное слово
Заключительное слово
Закрытие конференции, подведение итогов
Это нАША ВТОРАЯ конференция
ОТ ДЕТСКОЙ ЛЮБОЗНАТЕЛЬНОСТИ
К ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОМУ ЗНАНИЮ
К ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОМУ ЗНАНИЮ
ОТ ДЕТСКОЙ ЛЮБОЗНАТЕЛЬНОСТИ К ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОМУ ЗНАНИЮ
Тогда обсуждение строилось вокруг классических случаев детского психоанализа: случаи Дика и Робера. Мы поднимали вопрос о том, как любознательность становится пунктом разворачивая символообразования юного (и не только) субъекта, говорили о выработке и специфике психоаналитического знания,
и о возникновении новых векторов субъективации человека.
и о возникновении новых векторов субъективации человека.
в декабре 2021 года мы собирались на ПЕРВОЙ онлайн-конференции:
Диалог, самостоятельность мышления, проведение исследований, ориентация на практику, этика субъективности — все эти ценности мы продолжаем поддерживать уже в обучающих форматах и закладываем в основание конференции этого года.
Эта конференция стала местом, где удалось создать поле для диалога
и совместной работы, а ещё мероприятием, которое мы считаем точкой отсчёта в деятельности нашей Школы.
и совместной работы, а ещё мероприятием, которое мы считаем точкой отсчёта в деятельности нашей Школы.
Тогда обсуждение строилось вокруг классических случаев детского психоанализа: случаи Дика и Робера. Мы поднимали вопрос о том, как любознательность становится пунктом разворачивая символообразования юного (и не только) субъекта, говорили о выработке
и специфике психоаналитического знания,
и о возникновении новых векторов субъективации человека.
и специфике психоаналитического знания,
и о возникновении новых векторов субъективации человека.
Тогда обсуждение строилось вокруг классических случаев детского психоанализа: случаи Дика и Робера. Мы поднимали вопрос о том, как любознательность становится пунктом разворачивая символообразования юного (и не только) субъекта, говорили о выработке и специфике психоаналитического знания, и о возникновении новых векторов субъективации человека.
Тогда обсуждение строилось вокруг классических случаев детского психоанализа: случаи Дика и Робера.
Мы поднимали вопрос о том, как любознательность становится пунктом разворачивая символообразования юного (и не только) субъекта, говорили о выработке
и специфике психоаналитического знания,
и о возникновении новых векторов субъективации человека.
Мы поднимали вопрос о том, как любознательность становится пунктом разворачивая символообразования юного (и не только) субъекта, говорили о выработке
и специфике психоаналитического знания,
и о возникновении новых векторов субъективации человека.
Эта конференция стала местом, где удалось создать поле для диалога и совместной работы, а ещё мероприятием, которое мы считаем точкой отсчёта в деятельности нашей Школы.
Тогда обсуждение строилось вокруг классических случаев детского психоанализа: случаи Дика и Робера. Мы поднимали вопрос о том, как любознательность становится пунктом разворачивая символообразования юного (и не только) субъекта, говорили о выработке и специфике психоаналитического знания,
и о возникновении новых векторов субъективации человека.
и о возникновении новых векторов субъективации человека.
в конференции 2021 года приняли участие больше 100 психоаналитиков со всего мира. вот что коллеги говорили о нас в соцсетях
в конференции 2021 года приняли участие больше 100
психоаналитиков
со всего мира.
вот что коллеги говорили о нас
в соцсетях
здесь вы можете познакомиться
с одним из наших спикеров
Алексей Зайчиков. К вопросу о психоаналитической эпистемологии
Доклад к конференции 2021 года «От детской любознательности к психоаналитическому знанию»
Доклад к конференции 2021 года «От детской любознательности к психоаналитическому знанию»
Алексей Зайчиков. К вопросу о психоаналитической эпистемологии
Доклад к конференции 2021 года «От детской любознательности
к психоаналитическому знанию»
Доклад к конференции 2021 года «От детской любознательности
к психоаналитическому знанию»
Алексей Зайчиков. К вопросу
о психоаналитической эпистемологии
Доклад к конференции 2021 года
«От детской любознательности
к психоаналитическому знанию»
о психоаналитической эпистемологии
Доклад к конференции 2021 года
«От детской любознательности
к психоаналитическому знанию»
Аннотация доклада:
Отношения теории и практики — это одновременно базовый и очень сложный вопрос в психоанализе. Все мы и работаем с текстами, и проходим свой анализ,
но связно сказать о том, какие отношения их связывают, задача не из легких. Любовь к знанию, любовь к изучению теории часто противопоставляется психоанализу как таковому.
«Психоанализ — это не про знание», а если уж и про знание, то не про теоретическое. Анализ — это прежде всего кушетка. Но каково же тогда место теории в нашей практике? Эту оппозицию я и хочу рассмотреть в своем сообщении.
Каково место знания в анализе, в практике, ориентированной на желание? Каково его отношение с этим желанием? Что может представлять собой сообщество, ориентированное на желание? На что оно может опираться?
Аннотация доклада:
Отношения теории и практики —
это одновременно базовый и очень сложный вопрос в психоанализе.
Все мы и работаем с текстами,
и проходим свой анализ, но связно сказать о том, какие отношения
их связывают, задача не из легких. Любовь к знанию, любовь к изучению теории часто противопоставляется психоанализу как таковому.
«Психоанализ — это не про знание»,
а если уж и про знание, то не про теоретическое. Анализ — это прежде всего кушетка. Но каково же тогда место теории в нашей практике?
Эту оппозицию я и хочу рассмотреть
в своем сообщении.
Каково место знания в анализе,
в практике, ориентированной
на желание? Каково его отношение
с этим желанием? Что может представлять собой сообщество, ориентированное на желание?
На что оно может опираться?
часто задаваемые вопросы
Нет, конференция не только для исследователей. Она для аналитиков: начинающих и опытных, студентов и практикующих, лаканистов и кляйнианцев, тех, кто занимается исследованиями, и тех, кто сосредоточен на практике.
Как и прошлая конференция, во многом она про психоаналитиков и сообщество.
Мы говорили о том, что происходит с человеком, бессознательным, субъектом в современном мире. Мы делились теоретическими наработками и приводили примеры из практики. Наша цель — создать пространство для диалога, где психоаналитики из разных школ могут обсудить клинику, поделиться идеями и обменяться опытом.
Как и прошлая конференция, во многом она про психоаналитиков и сообщество.
Мы говорили о том, что происходит с человеком, бессознательным, субъектом в современном мире. Мы делились теоретическими наработками и приводили примеры из практики. Наша цель — создать пространство для диалога, где психоаналитики из разных школ могут обсудить клинику, поделиться идеями и обменяться опытом.
Если вы только начинаете интересоваться психоанализом, вам тем более будет интересно послушать доклады и ответы спикеров на вопросы участников.
Слова "субъект" и "субъективность" используют специалисты разных направлений, поэтому мы собирались, чтобы поговорить о том, что есть “субъект” в психоаналитическом понимании, и в каких отношениях он находится с современными формами социальности.
Среди участников конференции были не только практикующих аналитиков, но и студенты, философы и те, кому интересны понятия "субъект", "субъективность" и кто занимается вопросами современности, эпистемологии, междискурсивными практиками.
Слова "субъект" и "субъективность" используют специалисты разных направлений, поэтому мы собирались, чтобы поговорить о том, что есть “субъект” в психоаналитическом понимании, и в каких отношениях он находится с современными формами социальности.
Среди участников конференции были не только практикующих аналитиков, но и студенты, философы и те, кому интересны понятия "субъект", "субъективность" и кто занимается вопросами современности, эпистемологии, междискурсивными практиками.
Нет, конференция не только для исследователей. Она для аналитиков: начинающих и опытных, студентов и практикующих, лаканистов и кляйнианцев, тех, кто занимается исследованиями, и тех, кто сосредоточен на практике.
Как и прошлая конференция, во многом она про психоаналитиков и сообщество.
Мы говорили о том, что происходит с человеком, бессознательным, субъектом в современном мире. Мы делились теоретическими наработками и приводили примеры из практики. Наша цель — создать пространство для диалога, где психоаналитики из разных школ могут обсудить клинику, поделиться идеями и обменяться опытом.
Как и прошлая конференция, во многом она про психоаналитиков и сообщество.
Мы говорили о том, что происходит с человеком, бессознательным, субъектом в современном мире. Мы делились теоретическими наработками и приводили примеры из практики. Наша цель — создать пространство для диалога, где психоаналитики из разных школ могут обсудить клинику, поделиться идеями и обменяться опытом.
Если вы только начинаете интересоваться психоанализом, вам тем более будет интересно послушать доклады и ответы спикеров на вопросы участников.
Слова "субъект" и "субъективность" используют специалисты разных направлений, поэтому мы собирались, чтобы поговорить о том, что есть “субъект” в психоаналитическом понимании, и в каких отношениях он находится с современными формами социальности.
Среди участников конференции были не только практикующих аналитиков, но и студенты, философы и те, кому интересны понятия "субъект", "субъективность" и кто занимается вопросами современности, эпистемологии, междискурсивными практиками.
Слова "субъект" и "субъективность" используют специалисты разных направлений, поэтому мы собирались, чтобы поговорить о том, что есть “субъект” в психоаналитическом понимании, и в каких отношениях он находится с современными формами социальности.
Среди участников конференции были не только практикующих аналитиков, но и студенты, философы и те, кому интересны понятия "субъект", "субъективность" и кто занимается вопросами современности, эпистемологии, междискурсивными практиками.